Бурный финиш

– Ну а теперь, Билли, слушай меня внимательно, – сказал я, тяжело дыша. – Я не вижу смысла с тобой драться, но если ты меня опять вынудишь, пеняй на себя. Можешь забыть, что я сын графа. Принимай меня за того, кто я есть на самом деле. – Я дернул его руку вверх и добавил: – Не такой уж я маменькин сынок, верно?

Он промолчал, потому что, возможно, боролся с тошнотой. Я тряхнул его, поставил на ноги, толкнул по направлению к сортиру в хвосте, отворил дверь и пихнул туда. Поскольку запор был изнутри, я не мог проконтролировать его там, но по звукам, доносившимся через открытую дверь, я понимал, что он пока торопиться с выходом не будет.

У меня самого ныло и ломило все тело – и от его ударов, и от контактов с разнообразными металлическими предметами, в том числе и на полу. Я обессиленно опустился на брикет и стал потирать ушибленные места. Потом вдруг понял: что-то явно не так.

На лице у меня не было никаких следов драки.

Я ударился головой о металлический брус бокса, и чуть выше уха у меня набухала шишка, что верно, то верно. Но теперь я отчетливо вспомнил, что Билли ни разу и не подумал ударить меня по лицу.

Удивительная расчетливость для человека, охваченного приступом неудержимой ярости! Обычно в таких случаях нападающий горит желанием «набить морду». Билли же как раз очень старался, чтобы этого не произошло. Я не мог взять в толк почему, хотя и думал об этом остаток пути до Кембриджа.

Мы приземлились уже в потемках. В салоне зажегся свет. Веселый таможенник вошел в самолет, огляделся и, удивленно подняв брови, осведомился, где мои помощники.

– Билли вон там, – кивнул я в сторону сортира, – а Джон задержался во Франции. Обещал вернуться завтра.

– Ясно, – сказал он, небрежно поглядев документы, и буркнул: – Порядок, – а потом добавил: – Что-нибудь покупали?

Я отрицательно покачал головой, он весело присвистнул, помог мне открыть двойные двери и, как только подкатили трап, стал спускаться.

Билли заперся в уборной и не собирался вылезать. Поэтому мне пришлось призвать на помощь водителей автофургонов, приехавших за лошадьми. Разгружать легче, чем погружать, но тело у меня ныло от синяков, и я был просто счастлив, когда выгрузка закончилась. Водитель вывел последнюю лошадь, невзрачную гнедую кобылку, очень похожую на ту, которую мы сегодня доставили во Францию, хотя у этой была другая попона. Но это, разумеется, не могла быть опять та же лошадь. Кому нужно возить одну и ту же лошадь туда и обратно? Я отвернулся и стал складывать части боксов, со вздохом подумав, что Билли мог бы оказаться и не таким активным, и забыл о случившемся.

На следующий день я зашел в контору и пригласил Саймона на ланч в пивную. Мы устроились за стойкой, и он привычно сгорбился над своей кружкой, очень напоминая верблюда на водопое.

– Так-то лучше, – сказал он, когда в кружке пива сильно поубавилось. – Ну, как вчерашний перелет?

– Все в порядке.

Он задумчиво на меня посмотрел и спросил:

– Ты, часом, не падал с лошади в субботу?

– Нет, наоборот – выиграл, а что?

– Ты как-то скованно двигаешься.

– Ты бы поглядел на другого парня, – улыбнулся я в ответ.

Лицо Саймона расплылось в понимающей улыбке. Он усмехнулся:

– Я, кажется, уже поглядел. У Билли под глазом хороший фонарь.

– Ты его уже видел? – удивленно осведомился я.

– Да, – кивнул Саймон. – Он побывал у нас утром. Общался с Ярдманом.

– Излагал свою версию?

– А что случилось-то? – поинтересовался Саймон.

– Билли сам полез в драку, – ответил я, пожимая плечами. – Ему очень не нравится мое происхождение. Абсурд какой-то. Мы не выбираем себе родителей.

– Ты к этому слишком серьезно относишься, – заметил Саймон, заказывая еще кружку.

Я покачал головой в ответ на его приглашение повторить и сказал:

– А как бы ты себя чувствовал, если был бы вынужден сталкиваться с этим изо дня в день? Если бы к тебе относились как к негодяю, болвану или завидному жениху? – Я, конечно, преувеличивал, но не слишком.

– Последнее как раз не так уж плохо, – улыбнулся Саймон.

– Половина лондонских мамаш пытаются тебя заарканить, – мрачно продолжал я, – а твоя собственная их только поддерживает.

– Невелико горе! – отозвался Саймон, решительно отказывавшийся увидеть в этом нечто плохое.

– Им нужен не я, а мое имя. Титул. А остальные именно из-за этого титула и желают моей погибели.

– Ну, таких, как Билли, немного.

– А французы в конце восемнадцатого века? Или русские в тысяча девятьсот семнадцатом? Они как раз были такими же, как Билли.

– Англичане любят свою аристократию.