Тайга пахла прелью, свежими грибами, крапивой, рыбой, лимонником, муравьиной кислиной, еще чем-то острым, выдавливавшим из ноздрей сырость. Группа двигалась, не сбавляя темпа, люди словно бы не по земле перемещались, а над землей, по воздуху, легко преодолевали препятствия, завалы и буреломы; изумленная таежная живность провожала ходоков непонимающими взорами, стараясь понять: как же это неуклюжие люди перемещаются над землей, каким образом, что ими управляет?
В Хабаровск группа пришла на три с половиной часа раньше намеченного времени. Пришедших разместили в небольшой, пропахшей мазутом каморке, — бывшей раздевалке передвижной паровозоремонтной бригады; тесно было, конечно, но в тесноте — не в обиде.
В каморку заглянул широкоплечий приземистый путеец в старой, нахлобученной на самый нос старой железнодорожной фуражке; увидев Крединцера, путеец подмигнул ему. Максим на мгновение растерялся — разве он с этим человеком знаком? — не сразу узнал в путейце товарища Антона.
Антон в сопровождении местного умельца отправлялся в город на разведку, чтобы поточнее узнать, где сейчас находится Калмыков.
Атаман менял места своего пребывания часто, словно бы чувствовал, что его пытаются подцепить на мушку и продырявить свинцом, причем старался не переезжать с место на место прилюдно, со всем скарбом, в сопровождении большого количества охраны, а делал это незаметно: снимал несколько квартир, и в какой именно квартире он будет ночевать, знали только сам Калмыков, да его верный ординарец, больше никто.
Даже начальник штаба, и тот не знал. Но имелись кое-какие верные приметы, способные указать, где расположится атаман. По тому, в какой дом доставят свежие продукты, а перед этим пришлют пару сноровистых баб-уборщиц, чтобы добела выскоблить помещения, можно было угадать, куда на ночевку явится Калмыков.
Вернулся Антон через два часа, упал на лавку почти бездыханный, стянул с головы форменную фуражку, обмахнул ею горячее лицо.
— Жара в городе, как в плавильной печи, — сказал он.
Дядька Енисей тоже снял с себя картуз и, приблизившись к Антону, активно замахал им над головой.
— Охолонись, рыбка, охолонись, — забормотал он монотонно.
— Чего это за молитва у тебя такая новая? — поинтересовался Антон.
— Присказка. Из детства принес.
Антон приподнялся на лавке, трубно высморкался в большой, с линялыми разводами, оставшимися после стирки, платок.
— Есть сведения, что сегодня Калмыков приедет ночевать в особняк, расположенный в квартале от артиллерийских мастерских «Арсенал».
— Точные сведения, Антон? — нахлобучив картуз на голову, спросил дядька Енисей.
— Совершенно точные. Из хозяйственной службы Маленького Ваньки.
— Не то ведь засветимся, выпотрошимся и ляжем понапрасну.
— Это я, дядька Енисей, знаю не хуже тебя. Так что, мужики, давайте готовиться к бою. Ежели живы останемся, то ночью же и уйдем в тайгу. А там нас не догонят и не найдут — кишка для этого у калмыковцев тонка…
— Отдохнуть бы, — жалобно проговорил Юрченко, — все ноги сбиты… До крови.
— Дельное предложение. Два часа на отдых, остальное — на подготовку.
Каменных особняков в Хабаровске в ту пору было не очень много — в основном только в центре, но строительство их продолжалось даже в войну. Поскольку в тайге водилось золото, а по ветвям кедров бегали «живые деньги» — соболи в искрящейся дорогой одежке, то народ, прибывавший сюда, быстро обогащался и, не желая расставаться со здешней землей, начинал возводить справные дома, чтобы жить «по-человечески». Среди них были и особняки.
Еще шестьдесят лет назад здесь стояла глухая тайга, украшенная двумя зимними избушками, наспех сколоченными охотниками, промышлявшими соболями (соболь тут, конечно, не такой ценный, как на Байкале, в Варгузинской долине, но и недешевый — во всех случаях, дороже золотого песка и чистых, сплошь из желтой тяжелой массы металлических намывов), а сейчас поблескивает окошками целый город.
В шестидесятом году минувшего века сюда пришли солдаты 13-го Восточно-Сибирского батальона, которыми командовал капитан Дьяченко. Солдаты заложили на берегу Амура военный пост.
Через двадцать лет на месте поста уже стоял деревянный город. Потом в деревянном городе начали появляться каменные строения. Калмыков каменные строения любил, это у него осталось еще с Кавказа.
Первый раз вся группа собралась вместе. Пришла и Аня. Крединцер раньше ее не видел и сейчас не отводил глаз от девушки.
— Кто это? — шепотом спросил у него Юрченко.
— Да та самая… Стреляет так, что петуху за пятьдесят метров из маузера вышибает мозги.
— А зачем петуху вышибать мозги? — недоуменно поинтересовался Юрченко. — А чем он будет кукарекать?
— Дур-рак ты! — раздосадовано отозвался Крециндер. — Тебе к доктору надо… Разве такие вопросы задают? Петух, он что, мозгами кукарекает?
— А чем же?
— Еще раз дурак!
— Ладно, не дергайся, — миролюбиво проговорил Юрченко. — Я же тебя не хотел задеть…. Красивая девка!
— Красивая, — согласился с земляком Крединцер. — Даже очень.
Антон обвел собравшихся усталыми покрасневшими от напряжения глазищами, объявил тихим, ровным голосом: