Бурундук – хозяин тайги

В ночной тишине слышалось ровное дыхание спящих. Из щели под дверью тянуло прохладой. Настойчиво зудел одинокий комар. Нижняя рубаха пропиталась потом, и противно липла к спине. Несколько минут Андрею потребовалось на то, чтоб восстановить дыхание. Он наощупь выбрался на улицу, стараясь не опрокинуть ничего в душной темноте дома, и присел на чурбачок под навесом. Непослушными руками набил трубку. К курению пристрастил Ефрем, да и трубку он же подарил. Хорошую. Из душистой липы…Ефрем – добрый старик. Хотя, по годам-то и не старый – слегка за сорок, а уже весь высох, сморщился. Ханты вообще рано стареют.

Вышла заспанная Агафья.

– Опять сон приснился?

– Приснился, – согласился Андрей и надсадно прокашлялся. Крепкий табак у Ефрема.

– На вот, накинь. – Она протянула ему шерстяное одеяло. – Холодно сегодня.

Андрей не стал возражать.

Агафья – дочь Ефрема. Всё хозяйство на ней. Она и морды на озёрах ставит, и сети тянет, и силки с капканами проверяет, а недавно загорелась еще и олениху стельную взять. Будет, говорит, каждый год по олененку приносить. Ефрем ворчит, но видно, что дочерью гордится. Сына у него нет. И жены нет. Умерла, когда Агафье едва семь лет исполнилось. От крупозного воспаления легких. С тех пор Ефрем так и не женился. Жил бобылём. Агафья росла в интернате, домой лишь на летних каникулах приезжала. Еле-еле дотянула восьмой класс и категорически отказалась учиться дальше. Очень по отцу скучала. Да и он в ней души не чаял. Конечно, беглянку быстро разыскали. Уговаривали вернуться в интернат, но уехали ни с чем – Ефрем решение дочери поддержал. Так и живут вдвоем. В колхозный поселок не перебираются. Слишком там все чужое. Ефрем говорит, что умрет в этом доме. Его еще дед ставил. Дом хороший, крепкий. Из такой сосны сруб и сто лет простоит, дождями и ветрами отполированный. Всей заботы – крышу подлатать, да за очагом-чувалом присмотреть, чтоб не дымил угарно. Ефрем только новый лабаз пристроил – повыше и побольше.

Агафья давно ушла. Трубка погасла. Андрей откинулся на мшистую стену дома и не заметил, как задремал…

Сегодня в посёлке будет приёмщик, и Агафья с утра собиралась на пристань. Отцу сдачу рыбы она не доверяла с прошлого года, когда бесхитростный Ефрем потратил все вырученные деньги на водку, и три дня угощал весь посёлок. Андрей старался не упустить возможности прогуляться по округе и уговорил взять его с собой. Агафья сначала не соглашалась. Уж больно хлопотный из Андрея попутчик. Последний раз на озере перевернулся вместе с обласом. Вымок до нитки и чуть не пошел ко дну. Пришлось бросать весь улов и тащить его до дому, а потом натирать бурундучьим салом и поить отварами. Андрей клялся, что ничего подобного больше не произойдёт, и Агафья сдалась. Она всегда сдавалась. Не могла выдержать умоляющего взгляда. Ефрем категорически не отпускал Андрея одного. Вот с Агафьей можно, а одному никак. Без объяснений. Когда Андрей спрашивал его впрямую, Ефрем либо отмалчивался, хитро улыбаясь, либо коротко отрубал: «Так надо!» Андрей каждый раз намеревался задать этот вопрос Роману – старик, по всей видимости, лишь выполняет его волю, но почему-то забывал. И вообще стал на удивление рассеянным. Мог забыть самое элементарное. Собирался, к примеру, нарубить дров, а когда подходил к поленнице надолго замирал, пытаясь сообразить: зачем он держит в руке топор? Еще стал быстро уставать. Казалось, голову набили ватой, а руки и ноги приделали чужие. Причем, сильно торопились, поэтому приделали кое-как. В редкие моменты наступало просветление. Ясность вдруг появлялась в голове. Ясность и лёгкость. Правда, стоило кому-то его окликнуть, и мысли снова разбегались, раскатывались по сторонам, как рассыпанный горох.

Вчера его доконал светофор. Он битый час пытался вспомнить его вид и назначение, но в памяти осталось лишь само слово, необъяснимо связанное с переходом. Переходом Агафья измеряла время в пути. До их заимки Роман добирался за три перехода, а Ефрему могли понадобиться все четыре. Расплывчатость и неопределённость окружающего мира сбивала Андрея с толку. Он бродил в тумане мелочей, отчаявшись найти основу для построения прежней личности. Обращение к прошлому опыту напоминало прыжки на болоте – от кочки к кочке, с постоянной угрозой ухнуть в трясину. Иногда он понимал тщетность барахтаний умирающего я – прошлого, в объятиях я – будущего. Новая личность безжалостно обрывала былые связи с разлагающейся плотью исчезнувшей цивилизации. Сначала это пугало. Теперь он смирился…

Ефрем что-то перекладывал в амбаре. Увидев слоняющегося по двору Андрея, тут же успокоил:

– Если Агафью ищешь, так она сейчас придёт. За морошкой ушла, пока ты спал.

Андрей кивнул. Набрал воды в берестяной ковшик и плеснул на лицо. Сложно назвать такое действие умыванием, но лучше, чем ничего.

Агафья действительно скоро вернулась. Принесла полный туесок ярко-желтых, похожих на малину ягод, слегка пресноватых на вкус Андрея. Жаль, сахара нет. Если сахар добавить, было бы очень неплохо.