Бурый иноходец

– Торгын Есминович, если бы я считал вас виноватым, то так прямо и сказал бы. Но вы должны согласиться, что не все сделали для получения приемлемого урожая. Отсутствие дождей сильно повлияло на рост посевов, но ведь и технологии выращивания зерновых не соблюдались.

– Да что ты понимаешь в технологиях! – в сердцах воскликнул главный агроном совхоза.

Раскатов встал со стула и снова стал мерить шагами свой кабинет. Имея более двадцати лет опыта работы на земле, он считал, что лучше его мало кто разбирается в земледелии, и выслушивать критику, тем более, по его мнению, от какого-то молокососа, было выше его сил.

– Да что ты понимаешь! – повторил Раскатов. – У меня весной на посевной из-за отсутствия топлива работал только один трактор. Как, по-твоему, мы могли уложиться в оптимальные сроки? А удобрения? Их ведь тоже нет.

– А что район? – спросил главного агронома Дархан.

– Обращался я в райсельхозуправление. Просил помочь удобрениями, запасными частями. Так у них один ответ: «Фонды отсутствуют, выкручивайтесь сами». И ты будешь мне говорить теперь о технологиях? – Раскатов ударил ладонью по столу и вонзил свой взгляд в старшего экономиста совхоза «Путь коммунизма».

Дархан не стал отводить свои глаза, но, понимая, что не прав, решил извиниться. Но главный агроном его опередил.

– Что с заработной платой комбайнеров будешь делать? – спросил он Дархана. – Имей в виду, если урожая не будет, а его не будет, можешь мне поверить, директор совхоза сказал, что из своей заработной платы будем платить.

Дархан в ответ рассмеялся.

– Торгын Есминович, вы когда в последний раз деньги в руках держали? Я вот свою заработную плату уже полгода не вижу. Так что, если надо будет, отдам их комбайнерам, но менять ничего не буду.

Поняв, что надавить не получается, Раскатов решил зайти с другой стороны и попытаться разжалобить Дархана.

– Вот ты холостой и можешь позволить себе отдать свою заработную плату, а у меня семья. Как, по-твоему, могу я себе позволить так же легко относиться к деньгам?

Раскатов вплотную подошел к Дархану и, оглядываясь на дверь, доверительно сказал:

– Дархан, не зря ведь тебя за глаза называют профессором, придумай, как решить этот вопрос. Директор от нас не отстанет, заработную плату, может, и не заберет, но на каждой планерке как первоклассников отчитывать будет. Нам это надо?

– Торгын Есминович, вы не переживайте, – стал успокаивать главного агронома Дархан. – Ответственность за начисление заработной платы комбайнерам я беру на себя, но пересматривать ничего не буду. Не скрою, есть разные методики и нормативы начисления заработной платы, и я могу на законных основаниях уменьшить суммы начисляемых заработных плат. Но одного не могу понять: почему директор совхоза и вы так беспокоитесь. Денег на руки они все равно не получат, все бартером по завышенным ценам с совхозного склада выберут. А что не выберут, то инфляция съест.

– Ладно, поживем – увидим, – нехотя согласился главный агроном Раскатов.

Глава 2

Широка и безбрежна казахская степь. Покрытая ковылем и седой стариной, необъятна она была и прекрасна. Как огромный накрытый под бездонным синим небом достархан, была щедра она к своим сыновьям, многие поколения которых прошли перед ее глазами. Тысячи поколений номадов веками кочевали по ее бескрайним просторам. И не было для них прекрасней земли. И жили они в гармонии с ней, как единый организм, как симбиоз степи и человека. Но в пятидесятые годы двадцатого века вздыбилась казахская степь, взревела гулом тракторов и изошла криком от ран, нанесенных тысячами плугов.

Пытаясь защититься, насылала степь на людей пыльные бури, ураганы и проливные дожди. Но ничто не могло сдержать человека в его стремлении покорить эти девственные земли. И дрогнула степь под натиском технического прогресса, покорилась силе людской. Но что-то нарушилось в отношениях человека и степи, та невидимая нить, пуповиной связывавшая кочевника с землей, истончилась и не могла больше питать номада своей материнской любовью.

И раздвоилась душа казаха. Работая ли в поле, обедая ли за своим достарханом, отдыхая ли в саду, мимолетно, невзначай набегала, как тень, тревога на лицо, и, казалось, еще немного, и он распознает эту боль, успеет схватить ее, но тщетно. Она снова по-прежнему ускользает от него. И только выходя на степные просторы и чувствуя терпкий запах полыни, его душа находила покой.

Вот и сейчас бригадир первой полеводческой бригады Салык Витеев испытывал противоречивые чувства. Направляясь к полевому стану, который находился в семи километрах от центральной усадьбы, коим являлся совхоз «Путь коммунизма», бригадир на стареньком уазике выехал на степные просторы, сплошным ворсистым ковром уходящие за горизонт.