Бурый призрак Чукотки

Пока я раздумывал, все решилось по принципу «не было бы счастья, да несчастье помогло». Стадо бригады пуганули волки. Зарезали переболевшего копыткой истощенного старого быка, а ближний край разогнали. Полтораста штук через низкий перевал прибежало в нашу долину. Жена сообщила об отколе по связи.

Через два дня за оленями пришли Инайме и Тынагыргын. Осмотрели откол, пересчитали — все нормально. А вечером, после ужина, за «длинным чаем» мы и завели разговор, результатом которого оказалось создание карты таинственной Нутэнут.

— Я знаю это место, — сказал Инайме. — Отсюда, если сейчас — три дня идти надо, если позже — четыре: скоро темно будет, солнце уйдет, день совсем съежится. Только утро и сразу вечер. — Он рассмеялся. Встал, чай попил — опять ложись… Если хочешь — пошли с нами. Как раз по дороге. Придем в яранги, а там еще день до долины, где течет речка Номкэн. Она справа в нашу Реку входит, под сопкой из белого камня — Эльгыквынайкай. Эту сопку, Белокаменную, хорошо видно, запутаться нельзя… Идем?

Я посмотрел на своих и покачал головой. Потом положил лист бумаги и дал ручку:

— Рисуй.

— Повернешь на Номкэн, — продолжал Инайме, — по льду не ходи, только берегом. Там берега хорошие. Кустов много, густо ольха растет. День идешь, увидишь — на берегу сопка низкая, плоская, Ыплылу — Желтая. Река ее пилила, вся в обрывах сопка, далеко блестит. За ней сопка Левтыпильгын, Голова барана с шеей. Между ними невысокий бугор с большим камнем на верхушке — Вувэвыйгын, Каменный. Все три, как валуны, от гор к речке выкатились…

Инайме говорил, часто прерываясь, чтобы рука успевала создавать на бумаге детали местности.

— Когда поднимешься на Желтую сопку, с нее все увидишь: и речку — она дугой вокруг этой кучки, — и баранью голову, и камень. Если все совпало, ищи в обрывах Желтой норки. Их много. Какие снегом забиты, какие открыты. Там и живут Кайпчекальгын. Внутри, в земле, ходы. И все соединяются. Когда бывает тепло и птицы проснутся, сунешь в одну руку, а они из других — фить-фить.

— Эти Кайпчекальгын в чужой яранге живут зимой, — сказал Тынагыргын. — Летом норки копают другие птицы. Такие, — он удивительно сжал кисть руки и выставил рогаткой два пальца.

Чукчи очень точно изображают зверей и птиц, их облик, характерные позы на охоте, у норы, на отдыхе. И я не стал напрягаться, отыскивая аналогии — Тынагыргын показывал ласточку.

Я взял справочник, открыл красочную страницу, Тынагыргын, прищурившись, окинул ее внимательным взглядом и среди многих изображенных птиц без колебаний указал на ласточек-береговушек. А они, как утверждают все справочники, в тундре не селятся. Но тогда откуда их знают пастухи? Значит, селятся? Интересный получается симбиоз: ласточки-береговушки, пожив лето в «запретных» местах, на зиму улетают в тропическое тепло и «сдают» квартиры Солнечным Птицам. Те всю зиму пользуются жильем и присматривают за порядком в нем, а весной, к прилету хозяев, освобождают. Северная четкая рациональность.

— Правильна, пра-а-авильна, савершенна вер-на-а! — победно пропел сын и заявил: — Мы их видели даже два раза.

Да, были такие случаи. Как-то в отсутствие хозяина окрестностей медведя Моквы мы пошли осмотреть его усадьбу на террасе сопки Скрипучки. Обычно ходили туда редко и с осторожностью, причем не столько боялись Мокву, сколько Скрипучку; осыпи ее постоянно жили — шуршали, скрежетали, рушились. Изредка мы даже наблюдали огромные глыбы, легкими мячиками скакавшие с обрывов на Пищухин Град у подножия сопки. Но в тот раз дождей давно не было, сопка притихла, и мы поднялись выше. Там и заметили среди усыпанных дресьвой выходов коренных пород мелькавших птиц, удивительно похожих на ласточек.

А второй раз видели над серединой озера, когда плыли в Дальние Заводи проверять сетку. Погода, как всегда в этих местах, испортилась неожиданно, дунул холодный ветер, и через перевал, отделявший Скрипучку от горной цепи, свесился в нашу долину грязный язык Кэльы, одного из злых духов Севера. Долго не думая, Кэльы прихлопнул языком озеро. Вмиг пропали красочные оранжевые и лиловые берега, смахнуло с озерной поверхности блестящий синий налет. Все стало угрюмым, серым и таинственным. Весь мир замкнулся вокруг лодки, и в холодных сырых клубах плотными сгустками заметались какие-то птицы. Полет их был удивительно похож на полет ласточек. Тогда вопрос остался открытым, ибо мы знали суждения справочников. Но теперь получили веское подтверждение от местного жителя. Придется, наверное, шатать устоявшееся мнение, а вместо него сеять сомнение. Хорошо ли? Да, хорошо. Сомнение — фундамент науки… А что если поискать в таблице Кайпчекальгын? С внезапно загоревшейся надеждой я стал переворачивать страницы и на одном листе Инайме показал:

— Вот. Похожа.

Это была пеночка-весничка, крохотная пичуга, меньше воробья раза в три. Инайме вгляделся и добавил:

— Да, сильно похожа. Только не она.

— Ты мне скажи точно, когда Кайпчекальгын спят?