Бурый призрак Чукотки

— Ни-че-го, — выговорил Питычи. — Тихонько дойдем.

— Топал бы ты лучше к своим, дед, — сказал Гошка. — Они во-он за тем бугром стоят.

Питычи посмотрел туда, а потом, уже не обращая внимания на Гошку, словно его и не было рядом, перепоясал заново кухлянку, поправил рюкзак и пошел поперек долинки в крутой распадок, что начинался за ярангой.

Гошка долго смотрел ему в спину, затем вернулся в ярангу.

— В райцентр потопал. Чеканутый! К какому-то другу Туправу. Жаловаться.

— Дру-у-уг… Кхм, — пожилой покачал головой. — Председатель райисполкома Алексей Михайлович Дубров. Он нам за этих оленей да зверье головы пооткручивает. А тебя вообще упечет…

— Ну-у? Так чего же мы…

В яранге остался только пьяный пастух.

Питычи был уже далеко. Он шел по крутому склону вверх, к перевалу.

— Его теперь пешком не догонишь, — сказал Гошка. — Нет.

— Неужели в райцентр потопал? — тревожно удивился молодой. — Если заложит, пропал я. Машина не зарегистрирована.

— Это как? — удивился Гошка.

— Сам собрал. Вот начальник помог. Из запчастей. Там одно «сделают», тут другое. По знакомству, за монету, за мясо… Неужели пойдет? Полтыщи километров.

— Уже пошел. Но дорожка дальняя… Весна, половодье на носу.

— По вчерашней метеосводке, ручьи в верховьях поплыли, — сказал старший.

— И я о том же, — сказал Гошка. — В прошлом году один пастух потопал в гости в соседнюю бригаду — и как раз половодье. Так и не нашли…

Пожилой и молодой оторвали взгляды от фигурки на крутом склоне и уставились в лицо Гошки.

Моква [6]

— Медведь! — завопил сын.

Мы с женой выбежали на крыльцо. Домик наш стоял в горах, за двести верст от центральной усадьбы совхоза, под крутой сопкой на берегу большого озера и назывался перевалбазой Рымыркэн. Она предназначалась для снабжения продуктами кочевавших в горном районе чукчей-оленеводов и аварийной связи. Я был заведующим, жена радисткой, а четырехлетний сын, пока не связанный должностями и званиями, в обстановке полной свободы осваивал окружающий мир.

— Медве-е-едь! — продолжал вопить он. — Мо-о-оква!

Моква — это из Лонгфелло. Так медведь, на территорий которого, как выяснилось позже, стояла перевалбаза, получил имя собственное. Мы «арендовали» у него ледниковую морену много лет, хорошо познакомились с богатыми угодьями хозяина и навсегда полюбили синюю озерную долину, лиловые горы и фиолетовые распадки с мурлыкающими ручьями. С тех пор прошло немало лет, но я часто по ночам слышу голоса птиц и зверей, населявших берега озера, особенно осенний, жуткий от тоски крик полярной гагары. «Рымыркэн» в переводе с чукотского что-то вроде «плохого гостя».

Мы быстро установили контакты с жителями звериного царства, подданными Владыки Тундры, медведем Моквы. Не последнюю роль тут сыграло табу на применение без особой нужды оружия.

Дом стоял на сухом моренном бугре, склоны которого покрывали заросли шикши, и сын по утрам завтракал сначала там, а добирал калории позже за столом. В середине лета бугор розовел от цветущего иван-чая.

Звери и птицы жили вокруг, начиная почти от порога. Горные трясогузки поселились в жестяной банке из-под галет. Когда у них в семье случались неурядицы, банка превращалась в барабан и звенела на весь бугор. Чуть дальше, в конфетной коробке, жила семья краснозобого конька. Впрочем, хозяин семьи весь период высиживания «жил» на кончике воткнутой рядом палки и ужасно шумел, стоило нам приблизиться к коробке с надписью «Чародейка». Еще дальше, под фиолетовыми шарами сон-травы, свили гнездо пуночки, среди кочек в конце морены обитала семья горной куропатки. А под самой сопкой, в гранитных развалах, все лето стоял неумолчный писк: там лежал огромный «город» — колония пищух.

В зыбкой туманной стране ручьев с запада на восток осыпи и террасы сопки пересекала баранья тропа. Вообще по нашим наблюдениям название «баранья» в достаточной степени условно. Этой тропой пользовались почти все звери, обитавшие в округе. Мы видели там лису и песцов, хотя не могли понять, что им нужно на такой высоте; дважды наблюдали волка, цели которого были довольно ясны; много раз — нашего Мокву. Иногда он просто возлежал на широком участке тропы.

— Народ наблюдает, — говорил в таких случаях сын.

Наверное. Наблюдал и намечал поправки к законам, по которым жило его царство. А потом на тропе появились бараны и как ни в чем не бывало шествовали по следам предыдущих посетителей. Они, видно, четко определяли время, когда тут бывал хищник, и тогда выводили степень опасности для себя. Тропа «работала» и зимой.

…Метров за триста от дома медведь встал на задние лапы и долго водил носом, задирая его повыше. Получив какие-то сведения, он, тяжело помотав головой, обошел вокруг дома и залег под сопкой.

— Наверное, думает: как теперь жить дальше? — предположил сын. — Везде стали они, люди.

— Не мешает и нам подумать, — сказал я. — На тему: везде стали они, медведи.

— Стрелять не дам, — решительно сказала жена.

— А если осада затянется?..

Пока мы обсуждали обстановку, медведь полез вверх.

— Интересное придумал, — уверенно сказал сын.