Буржуазное равенство: как идеи, а не капитал или институты, обогатили мир

Крестьяне были идеальной жертвой для любого специалиста по насилию, который, оказавшись рядом, присваивал себе все излишки, превышающие 3 долл. в день.²⁰ К опасностям неподвижности добавлялось то, что временные излишки на созревающих полях легко обнаружить.²¹ Сухопутные кочевники на лошадях, такие как монголы, возглавляемые монгольским Чингизом или тюрко-монгольским Тамерланом, охотились на крестьян, таких как иранцы, китайцы или русские, становясь их долгосрочными ханами.Морские кочевники или пираты также шли туда, где были деньги, как и загадочные "народы моря" конца II тысячелетия до н.э. в восточном Средиземноморье, или викинги два тысячелетия спустя в Северном море, на Балтике и за ее пределами, или хорошо организованные потомки викингов - норманны, которые распространились еще дальше. Короче говоря, если убывающая отдача или плотность, порождающая болезни, не помогли сделать печальный трюк, удержав большинство из нас на уровне $3 в день, то это сделала жестокая иерархия.

Почему в течение долгого-долгого времени до 1800 г. положение простых людей было не лучше? Потому что, учитывая высокие темпы развития до Великого обогащения, мальтузианское гомеостатическое равновесие составляло около 3 долларов в день. До 1750 или 1850 года, а в самых бедных районах и позже, преподобный Мальтус из первого "Очерка" выглядит печально мудрым.

Глава 3. Тогда многие из нас выстрелили вверх по лезвию хоккейной клюшки

После 1798 года, как выяснили историки экономики за последние несколько десятилетий, жизнь во многих странах стала лучше. Медленно, а затем быстро, и к настоящему времени с неостановимой, разветвляющейся, всемирной силой, она стала намного лучше. Материальная жизнь стала лучше не только для европейцев, имперских держав или господ денежных мешков, но и для простых людей от Бруклина до Пекина.

В истории человечества улучшение стоит как Великое Обогащение, самое важное светское событие с тех пор, как мы впервые одомашнили кабачки, кур, пшеницу и лошадей. Обогащение было и будет более важным историческим событием, чем взлет и падение империй или классовая борьба во всех существовавших до сих пор обществах. Эти извечные увлечения историков, зачарованных реальной политикой, сопровождающей подъем империй и борьбу классов, не имеют никакого отношения к нашему обогащению. Империя не обогатила Британию. Успех Америки не зависел от рабства. Власть не привела к изобилию, а эксплуатация не была двигателем изобилия.

Реальным двигателем стала расширяющаяся идеология свободы и достоинства, вдохновлявшая все новые и новые схемы улучшения жизни простых людей. Свобода и достоинство рядовых проекторов привели к "буржуазной сделке": "Вы предоставляете мне, буржуазному проектору, свободу и достоинство опробовать свои схемы в добровольной торговле и позволяете мне сохранить прибыль, если я ее получу, в первом акте, хотя я неохотно соглашаюсь, что другие будут конкурировать со мной во втором акте. В обмен на это, в третьем акте новой драмы с положительной суммой, буржуазное улучшение, обеспечиваемое мной (и этими надоедливыми, низкокачественными, задирающими цены конкурентами), сделает вас всех богатыми". И это произошло.

Идеология, поддерживающая буржуазную сделку, вытеснила идеологию аристократической сделки: "Вы оказываете мне, аристократу по природному неравенству, честь и даете мне право извлекать из вас ренту и в первом акте, и во втором, и во всех последующих актах. Я запрещаю вам под страхом смерти искать конкурентной "защиты". К третьему акту драмы с нулевой суммой, если вы вели себя прилично и, проезжая мимо меня, дергали за лоб или делали реверанс, я, по крайней мере, не зарублю вас". Это было вымогательство, а не защита. Как сказал один историк экономики, реагируя в 1971 году на утверждение одного экономического теоретика о том, что феодалы предлагали крестьянам "защиту", "не упоминается возможность того, что главной, если не единственной, опасностью, от которой крестьянин очень часто нуждался в защите, был сам сеньор".