Буржуазный век

Почему более бедные слои рабочего класса многолетнее более зажиточных его слоев в том же городе? Почему, далее, социально хуже поставленные немецкие поляки имеют больше детей, чем немцы той же провинции? Почему такое же отношение существует между русскими евреями и самыми плодовитыми славянами, тогда как, например, это не замечается в среде немецких евреев? Почему, наконец, – и это одно из самых достопримечательных явлений – почему католические местности отличаются, несмотря на существование исповеди, большим приростом населения в сравнении с протестантскими только в том случае, если они вместе с тем и беднее?

Не следует ли предположить, что вина всецело на стороне эгоизма среднего человека, эгоизма, пробуждающегося, как только массы начинают освобождаться из-под гнета притупляющей материальной нужды?"

Вина в самом деле на стороне эгоизма среднего человека. Потому именно, что рост благосостояния масс всегда сопровождается соответствующим восхождением на более высокую ступень сознательности. А более высокая сознательность выражается прежде всего в том, что человек начинает понимать, что живет не только для сегодняшнего, но и для завтрашнего дня, а следовательно, и вообще для будущего. Человек начинает проникаться сознанием, что в настоящем коренится до известной степени счастье или несчастье будущего. А кто предвидит, кто думает о будущем, тот знает, что, чем многочисленнее семья, тем труднее борьба за существование. Он знает также, что не только самим кормильцам многочисленной семьи, но и всем детям такой семьи предстоит тяжелая борьба за жизнь. Ибо последние вступают в жизнь хуже вооруженными, чем дети, вышедшие из немногочисленной семьи.

Такова первая мысль взрослых, достигших более высокой ступени сознательности, и потому "любовь без детей" становится все более программой жизни и для массы. Уже один взгляд на газетные объявления подтверждает истинность этого положения. Каждый день восхваляются новые средства и приемы достигнуть этой цели, а цена их указывает на то, что фабриканты и поставщики обращаются именно к массам, что речь идет о массовом производстве. Брошюры на эту тему находятся в наше время в руках если не всех, то очень многих женщин. А что подобная "безнравственная любознательность" отличает уже не только иррелигиозные умы, но и верующих, видно из того, что все чаще обращаются за советами и к священникам.

Бывший католический священник Леуте сообщает, что во время исповеди женщины часто спрашивают духовника о том, как предотвратить беременность, не совершая греха, так как по учению католической церкви грехом считается всякое употребление презервативов. А другой католический священник добавляет, что это встречается не только в городе, но все чаще и в деревне.

По всем указанным причинам нет основания предполагать, что стремление к искусственному сокращению потомства ослабеет, оно, напротив, охватит все более широкие круги, и потому с ним придется считаться как с непреложным законом природы. Менее всего может помочь здесь, конечно, возмущение моралистов, объявляющих это стремление безнравственным. И это тем понятнее, что нравственное лицемерие пропагандирует – сознательно или бессознательно – своими требованиями наиболее безнравственную точку зрения, какая только возможна в области половой жизни. Нет в самом деле ничего более близкого к животному миру, как видеть в любви только средство порождать потомство. Мудрость, годящаяся для конного завода или кроличьей конуры, недостойна культурного человека. К счастью, эта истина также все больше входит в сознание людей.

Так как нет более животного взгляда на любовь, как тот, который усматривает в ней только средство производить потомство, то более высокая нравственность, несомненно, на стороне тех, кто убежден, что любовь имеет, кроме того, еще и самодовлеющую цель, и кто поэтому выполняет эту цель сознательно и обдуманно. Так искусственное сокращение потомства, поскольку оно не служит только целям простого беззастенчивого наслаждения жизнью, перестает быть позорным пятном на нашей культуре, становясь, напротив, одной из важнейших предпосылок духовного и физического прогресса человечества. Только таким путем можно, например, устранить известные болезни и дегенеративные явления из общей картины жизни. Человек имеет право наслаждаться жизнью, но не должен забывать, что он пользуется этим своим правом во зло и тягость как своим современникам, так и потомству, когда не думает о последствиях.

Сознательное сокращение потомства имеет, однако, еще большее значение: руководимое более глубоким пониманием желание искусственного предотвращения беременности обусловливает вместе с тем сознательную волю к производству потомства. Грядущие поколения перестают быть простыми продуктами случая.