Буржуазный век

Так продолжается программа дня. Накопившаяся под влиянием обильной вкусной пищи, спокойной жизни, возбуждения театром, романами и искусством способность к чувственному наслаждению не находит себе противовеса в работе, так как эти женщины лишь изредка являются сотрудницами мужей и все, что они делают, не более как игра, простое времяпрепровождение. В результате если у мужа слишком мало эротического желания, то у жены его слишком много. Из такого ненормального положения нет. естественно, другого выхода, как слишком частая неверность жены и – как уже упомянуто – более чем частая снисходительность мужа. Пусть многие из таких "находящихся в пренебрежении" жен ограничиваются одним только флиртом, пусть есть и такие, которые сохраняют благодаря развитому чувству самообладания, нежной любви или холодному темпераменту физическую верность мужу, – обе эти группы составляют, однако, несомненно, меньшинство.

В средних классах, а также в пролетариате супружеская верность и отдаленно не подвержена таким опасностям. Уже по одной той причине, что здесь, где приходится страшно работать для поддержания жизни, люди в короткое свободное время совершенно отупели и обессилены. Но и в этой среде супружеской верности грозят в настоящее время большие опасности, чем прежде. Обычно как на главную причину этого явления указывают на то, что для этого теперь чаще, чем прежде, представляется удобный случай. Это, конечно, весьма существенная причина. Однако более существенная причина – разрушение капитализмом семейной жизни.

Если два человека бывают вместе всего несколько жалких часов, если один из них, а порою и оба, находятся в эти немногие часы в состоянии крайней истощенности, то их души уже не могут звучать так созвучно, чтобы действовать друг на друга со все новой возбуждающей силой. Сюда присоединяется еще то обстоятельство, что в рабочей среде, где расчет при вступлении в брак играет сравнительно небольшую роль, его место так же часто занимает мимолетное половое возбуждение, сопровождаемое, конечно, вышеупомянутым категорическим императивом, побуждающим рабочего вступать в брак. А половое возбуждение, не соединенное ни с какими сильными душевными переживаниями, очень скоро испаряется, а "привычка", часто у многих появляющаяся, служит лишь жалкой и недостаточной заменой. Это последнее замечание касается не только брака в пролетарской и мелкобуржуазной среде, но и вообще всякого брака. В среде мелкой буржуазии и пролетариата обоюдное равнодушие представляет потому более опасное явление, что здесь ни мужчина, ни женщина не в состоянии сделать из половой любви нечто больше, чем простой животный акт.

Выше было сказано, что иллюстрировать фактами можно собственно одни только формы внебрачного полового общения. В этом отношении буржуазный век отличается, надо признаться, весьма разительно от эпохи абсолютизма. Само собой понятно, то эти новые формы также продиктованы законом нравственного лицемерия. Это последнее уже не позволяет замужней женщине иметь официального любовника, который ежедневно является к ней с визитом или карета которого стоит по целым часам перед ее домом, как обращенный ко всему свету демонстративный плакат, как то было в эпоху старого режима. Нравственное лицемерие уже не разрешает замужней женщине иметь около себя всегда и повсюду чичисбея, cavaliere serv'ente (верного рыцаря – Ред.) и т. д.

Лишен и муж ныне права иметь официально рядом с женой метрессу, открыто содержать других женщин, даже ухаживать слишком открыто за другими женщинами. Холостой не имеет права жить в конкубинате и т. д.

И, однако, по вышеизложенным причинам все это случается на каждом шагу. Неверность супругов стала, как мы видим, общераспространенным фактом. Даже и в тех странах, разумеется, где с внешней стороны царят самые корректные формы. В одном фельетоне в газете "Frankfurter Zeitung" (2 мая 1910 г.) писатель Гутман, полунемец-полуангличанин, говорит об английской pruderie (показная стыдливость. – Ред.):

"В Англии законы нравственности нарушаются так же, как во всех остальных странах, где царит такой же водоворот жизни. Но уважение к общественной морали так прочно засело в англичанине, что вне среды знатных жуиров никто не желает прослыть беспутным".

И дальше:

"Многие англичане обвиняют на этом основании нацию в моральном лицемерии. Один писатель по социально-политическим вопросам, которого я недавно встретил в клубе, сказал мне: "Посмотрите на всех сидящих здесь мужчин. Быть может, ни один из них не сохраняет верности жене, но перед другими он будет делать вид, что верен ей, а другие прекрасно знают, какая цена подобной респектабельности".

Ничто не отражает так хорошо принципиальную, происшедшую во внешних формах этого явления перемену, как искусство, серьезное и сатирическое. Ни неверная жена, ни неверный муж ныне уже не прославляются, как герои, а неверность уже не восхваляется, как десерт за супружеским обедом.