Бусина карманного карлика

Вера ещё долго махала ему из окошка троллелёта.

История двадцать девятая. Вернулись

Вера очень волновалась, когда они приземлились на крыше одного из домов на улице Беллинсгаузена. Ещё бы: она вернулась домой, и скоро всё будет как прежде. Её сердце билось быстро-быстро, быстрее даже, чем у Птички. «Скоро уже! Скоро!» — думала Вера.

Они прилетели поздно вечером, так что на улице не было ни души. Даже луна скрылась за тучи: «Я не смотрю, я никому не скажу, что на крышу дома опустился троллелёт, и, только когда он улетит, я покажусь на небе».

— Ну что, выгружаемся! — сказал Лаппи.

Он нажал на кнопку, и из троллелёта выпала канатная лесенка, по которой можно спуститься с крыши.

— Нет, у вас тут не шарман, — важно произнёс Лефевр, — то есть невесело тут у вас. Дома, дома… улица… Я к такому не привык!

— Каждый привыкает к своему, — заметил Лаппи.

— Ну да, — согласился тролль, — но всё-таки… где у вас здесь танцуют?

— Я не знаю, — тихо ответила Вера. Ей сейчас было не до того.

— О тролли! — спохватился Лефевр. — Совсем забыл! Я ж опаздываю! Я катастрофически опаздываю! Гран суарэ ждёт меня! Австралийская вечеринка! Ур-ля-ля! Полетели скорее, Лаппи!

Лаппи тяжело вздохнул, посмотрел на Веру и сказал, что им и в самом деле пора. Вера с тревогой взглянула на свою улицу:

— Да. Надо идти.

Она подошла к троллю, обняла его, погладила Лаппи и стала спускаться по лесенке. Птичка ещё кружилась над крышей и рассуждала:

— Австралия! Вечеринка! Хорошо живёте, месьё! Я бы тоже… хотя нет… я уже никуда не полечу, кроме Гренландии. Только там мне и место. Счастливо отдохнуть!

— Будьте и вы счастливы в мире людей! — ответил Лефевр.

— Может, ещё встретимся! — сказал Лаппи.

И Птичка отправилась вслед за Верой, которая уже почти спустилась. Когда они обе коснулись земли, Вера прошептала:

— Ну, вот мы и дома.

Они посмотрели на крышу, помахали улетающему троллелёту.

История тридцатая. Последняя

Вера сидела на скамейке, подперев голову руками.

Весна в этом году — на редкость тёплая и ранняя. Снежный маяк давно растаял, и двор без него как будто опустел. Никто бы не смог занять его место. И даже птицы собирались, шумели, присвистывали, клекотали вокруг да около, но никак не на заветном пятачке маяка. Кто знает, где теперь его маленький таинственный обитатель? Может, всё там же, прячется в земле, в травяных корнях и ждёт новой зимы? На улице было шумно: туда-сюда носились велосипеды, кто-то спешил, кто-то просто шёл и радовался хорошей погоде. В солнечный день кому охота сидеть дома?

Вера прислушивалась к каждому шороху, замечала каждую пылинку, не могла надышаться густым еловым воздухом, смешанным с запахом разбуженной земли, — так она соскучилась по привычной жизни за время долгой зимней болезни. Она ничего не помнила, кроме постели, запаха лекарств и темноты за окном. Врач приходил, качал головой и, видимо, сам уже не верил, что ей когда-нибудь станет лучше. Но в конце марта всё изменилось: Вера чаще вставала, улыбалась и просила читать её любимые сказки. А скоро она и сама начала читать: медленно, по слогам, но сама. Жизнь окончательно вернулась в неё.

«Как жаль, что у меня нет сестры, — с досадой подумала она. — А весной и летом особенно жаль! Сколько бы мы всего напридумывали вместе! Куда бы мы только ни отправились!»

Вера ещё немного посидела и решила, что через некоторое время непременно напишет собственную сказку и посвятит её всем на свете сёстрам и братьям — которые есть, которых нет и которые только будут. Вера побрела домой, достала из кармана горсть сушёной клюквы и бросила её птицам. Она не заметила, как вместе с ягодами на землю упала чёрная бусина и покатилась в сторону солнца.