Бусы

– Садись. Дневник. Два! Попрошу, пожалуйста.

– Вы мне ответить не даете.

– Отвечать надо было вчера. Ставлю двойку!

– Кому?

– Всему классу.

Биологию мы любили всей душой! Из класса выходили воодушевленные, осипшие, взбудораженные и счастливые.

Галина Григорьевна вела биологию в каждом классе нашей школы, ее знали все учащиеся пятых тире десятых классов. Она жила недалеко от тогда еще моего дома, и я часто наблюдала, как мальчишки не ленились пробежать лишний квартал, только бы успеть поприветствовать учителя, перед тем как она зайдет в подъезд хрущевской пятиэтажки. И приветствовали они ее громко, во всю мощь своих легких, зычно и звонко кричали и без того звенящее:

– Галина Григорьевна! Здравствуйте! Как себя чувствуете? Смотрите не болейте!

Она же в ответ улыбалась, качала головой и, по-моему, очень счастливая, исчезала в темноте дверного проема.

Галину Григорьевну любили за то, что ее уроки были самыми сумасшедшими и веселыми. На этих уроках можно было беспрепятственно сидеть где хочешь, а не там, куда посадил классный руководитель. Можно было выяснить наконец, нравишься ты тому самому мальчишке или он влюблен в твою подругу. Везло, когда биология в расписании стояла первым уроком и можно было успеть сделать невыполненную домашку.

Всё омрачали лабораторные работы. Делать их всё-таки приходилось. Галина Григорьевна тетради проверяла придирчиво и дотошно, но для таких случаев в классе всегда находились умники, готовившиеся в медицинский институт и считавшие честью курировать весь класс. Она проработала в школе достаточно долго, выпустила немало учеников, среди которых были даже поступившие в медицинский. Как это им удалось, мне, честно скажу, непонятно, хотя именно эти счастливчики отзывались о ней как об очень знающем и эрудированном биологе. Не думаю, чтобы кто-нибудь из учеников других школ мог похвастаться таким учителем.

Годы пролетают быстро, многое забывается, иной раз не вспомнишь одноклассника, с которым учился не один год – то ли так изменился, то ли память подводит. Но на встрече выпускников Галину Григорьевну вспоминают все. И у каждого, посещавшего ее уроки в ушедшие в историю дни, лицо сначала освещается улыбкой, а затем начинают подрагивать плечи в тихом смехе от нахлынувших воспоминаний:

– А помнишь, как она говорила?

– А двойки! У меня в дневнике стояло 222!

– Что?! Слабак! В восьмом я поставил рекорд: 2222 за один урок! Только не понимаю, откуда взялась четверка в аттестате?

Слушая перебивающих друг друга бывших одноклассников, а ныне взрослых и серьезных мужчин и женщин, я вспомнила одну ситуацию, скорее историю, связанную с Галиной Григорьевной. Вот как это было.

Урок биологии в восьмом классе. Всё как обычно, как всегда: шум, гам, тарарам. Пашка Смирнов старательно целится в портрет Павлова, висящий над классной доской. Только ленивый не обстреливал этот достойный объект! Но Пашка поставил перед собой сложную задачу: сбить портрет с гвоздя! Он подготовился на славу: рогатка, штук пять ластиков, скомканная, а затем сжеванная, спрессованная бумага – всё это аккуратной кучкой лежало на парте. Им была разработана целая тактика и стратегия, которая увенчалась сокрушительной победой! Победу омрачила Галина Григорьевна. Портрет сорвался с гвоздя и приземлился прямехонько на голову учителя.

Класс непривычно затих. Пашка испытывал сложные чувства: удовлетворение, с одной стороны, и предчувствие краха – с другой. Его растерянное лицо долго всплывало в моей памяти. Галина Григорьевна, я так думаю, в первую секунду ничего не поняла. Она продолжала стоять несокрушимая, теперь уже под гвоздем, на котором еще не так давно висел портрет. Ситуацию спасла относительно небольшая масса и относительная ветхость рамы примечательного предмета интерьера. Эти факторы позволили репродукции уважаемого ученого расколоться при соприкосновении с головой несчастной.

Постепенно, взирая на валяющиеся вокруг себя осколки, учитель стала понимать, что случилось. Выражение лица Галины Григорьевны менялось на глазах – от недоумения к возмущению. Больше всего ее расстроил факт неуважения к почитаемому в целом мире ученому. Как мог Смирнов поднять руку на выдающегося человека, который так много сделал для него же, Смирнова, для нас всех в этом классе! Еще ее очень возмущало, что ученики, которые войдут в этот класс после нас, никогда не увидят это умное лицо, и она не сможет им объяснить, что был такой нехороший Пашка, который настолько нехороший, что уничтожил самую большую ценность этого кабинета. Этот портрет был преподнесен Галине Григорьевне выпускником школы, а ныне доктором медицинских наук в знак любви и уважения, а она эту любовь и уважение не сберегла, так как Пашкин поступок разрушил, расколол на части последнюю веру в человечество. Речь учителя биологии была эмоциональной, на этот раз очень связной и красочной. И ни слова о собственной голове и появившейся на ней неслабой шишке. Класс сидел тихо, и всем было стыдно, так как Пашка реализовал то, что хотел сделать каждый.