Бусый волк. Берестяная книга

Она замахала руками, указывая направление, силясь что-то ему объяснить. И Бусому, как обычно некстати, в который раз подумалось, что — ну нет, дурочкой, как многие полагали, его малая тетка ни в коем случае не была. Глубоко внутри она по-прежнему все понимала и обо всем верно судила, только ни сказать, ни телом внятно выразить не умела. Потому что в далекий и страшный день некая часть ее души съежилась до того крепко, что расправиться уже не смогла…

— Что там, тетушка?

— М-м-м…

Вот так- то: он только что с деревьями разговаривал, разумея их речи, а с собственной теткой объясниться не мог.

— Нам полезть туда? — спросил Бусый. — Посмотреть?

— М-м-м-м!

Синеока отчаянно задергала головой, движение вышло беспорядочным, но Бусый успел подметить самое его начало и понял: девушка пыталась кивнуть.

И мальчишки полезли. Гибкими ужами — между расщепленными, грозящими бедой сучьями и стволами. Нет, деревья никого не хотели обидеть, просто в телах своих они были вольны не более, чем несчастная Синеока. Пачкая смолой одежду и руки, Бусый с Ульгешем и Ярострелом пробирались туда, где — птицы хорошо видели это сверху — среди бурелома имелась маленькая прогаль.

Вот уж не ждал Бусый, ступая на мягкую, взбитую ночным вихрем землю и щурясь от брызжущего в глаза солнца, что здесь его перво-наперво… ударят! Причем вполне чувствительно, неожиданно и жестоко! А главное — непонятно кто, непонятно как!.. Да еще и — вовсе не прикасаясь, не трогая тела, одним внутренним устремлением!..

Он понял только, что его посягали убить. И убили бы, добавься к решимости, помноженной на лютую ненависть, еще хоть сколько-нибудь силы. Но поскольку сил не было, вместо сокрушительного удара получился шлепок — муху прихлопнуть.

Все это Бусый сообразил за мгновение, понадобившееся ему, чтобы отыскать на прогали нападавшего. Сперва его ищущий взгляд остановила фигура широкоплечего воина, обнявшего рослый, сплошь окровавленный пень, но воин был мертвей мертвого, и взгляд Бусого скользнул дальше, чтобы нащупать мальчишку.

Вот так- то: его подстерег и тщился предать смерти ровесник.

Этот ровесник лежал на спине, беспомощно разбросав руки и ноги, мокрый, закиданный землей, ветками и клочьями дерна, похоже нешуточно покалеченный, со странно подвернутой шеей, на бескровном лице жили одни глаза. Однако взгляд этих глаз внятно говорил: убил бы тебя, если бы мог.

Но — не мог.

Последних встреченных в его жизни врагов ему уже не удастся сразить. Хотя он честно пытался, сделал все, а может, даже и больше. И оттого ему нечего было стыдиться…

Бусый вдруг вспомнил бывшего венна, его страшно расширившиеся зрачки и железное мужество перед лицом жестокой боли и казавшейся неминуемой смерти. А еще ему невесть почему вспомнилось, как когда-то, совсем мальцом, он увидел в клети с припасами крысу. Схватил веник и погнал ее, и думал уже, что в угол загнал… — а крыса вдруг как развернулась в узком проходе меж кадками да как бросилась на него, тут и веник из руки выпал…

Подошедший Ульгеш сунулся было мимо Бусого, но тот его придержал. К этому мальчишке надо было подходить, как к раненому животному: и помочь совесть велит, и что оно сейчас выкинет — почем знать. Судя по тому удару, настоянному на желании и умении убивать, при малейшей к тому возможности этот парень дел мог наворотить — не расхлебаешь потом.

— Эй! — окликнул Бусый негромко. Он понятия не имел, разумел ли незнакомец по-веннски, и подавно не представлял себе, откуда здесь, на Змеенышевом побоище, было взяться мальчишке. Не Змееныш же, действительно, приволок его из неведомой дали, чтобы сбросить из-под облаков?… Стоило подумать об этом, и память тотчас подсунула топляк, убивший волчицу и мало не убивший волчонка. — Слышь, мы тебя не обидим…

Вместо ответа ровесник плюнул в сторону Бусого. Это простое движение вычерпало уже самые последние силы, плевок шлепнулся здесь же, возле щеки, мальчишка равнодушно прикрыл веки, полностью утратив интерес к врагам и к тому, что они дальше будут с ним делать, лицо стало изжелта-серым.

— К нему с добром, а он вон как, — возмутился Ярострел. И ругнулся: — Крысеныш!

— Язык-то попридержи, — окоротил его Бусый. Не сознаваться же при меньшом, что ему самому стало здорово не по себе. — Кто в болезни лишнее молвит, никаким судом не судим!

РАЗГОВОРЫ В БАНЕ

Деревенские дворы уже затопили вечерние сумерки, но небо еще оставалось светлым, когда Волки, взрослые мужчины и парни со старшими мальчишками, вернулись домой. Ну, вернее сказать, не совсем пока что домой. Под кров, за общий стол, к женам, детям и матерям им было нельзя. С самого рассвета они собирали по лесу мертвых врагов. И предавали их погребению. Не так уж много было Мавутичей, но, содей Змееныш свое дело, как следовало по замыслу Владыки Мавута, — вполне хватило бы добрать уцелевших в деревне…

Теперь им самим Волки выбрали подходящее место в десятке верст от своей околицы, там, где черные ели мешались с дрожащими вечной дрожью осинами, и вырыли одну большую могилу-на всех.