П
озже Твердолюб пришёл к выводу: всё началось с того, что у матери в квашне пропала закваска.Мать всегда замешивала опару с утра, чтобы к вечеру, когда затопят хлебную печь, тесто успело должным образом выбродить. В тот день, заскочив домой, Твердолюб услышал мамин плач. Бросился в бабий кут — и увидел маму, беспомощно плачущую над квашнёй.
Там всегда обитала закваска для нового хлеба, живой, тёплый зародыш, готовый принять муку, воду и мёд и пышно подняться, даруя домашним вкусные ломти и хрустящие корочки. Маминому хлебу в деревне не было равных.
Твердолюб откинул стёганое покрывало… Погибший тестяной ком покрывала скользкая плесень. И пахло не закваской, а тленом.
— Мам, ну что ты, не плачь…
Мама отняла руки от лица и увидела, что сын уже тащит к домашней печи горшок — сварить кипятку.
— Мам, я сейчас её выскоблю, ошпарю и луковками протру! А не то новую смастерю, не плачь только! А закваски от Росомах живой ногой принесу! У них тоже добрый хлеб водится…
И мать кое-как улыбнулась, потому что у сына от неё не было тайн. Знала уже, какого цвета у милой Бажаны лента в косе.
А вечером того дня долетела весть: вверх по Светыни шёл сегванский корабль.
Это была самая настоящая «косатка», о каких Серые Псы немало слышали от соседей-сольвеннов, но сами до тех пор не видали. Она мягко ткнулась острым носом в песок, и на берег вышли сегваны.
Суровые лица, исхлёстанные ветрами солёных морей, отмеченные холодом и боевыми рубцами. Цепкая походка людей, проводящих на корабле гораздо больше времени, чем на сухом берегу. А осанка и особые, безмятежные взгляды говорили о том, что на «косатке» приплыли вовсе не рыбаки.
Сегваны и не скрывали того, что они были воинами.
И они понимали, конечно, что их появление не прошло незамеченным.
Они даже не пытались таиться, потому что это было всё равно бесполезно. Шли открыто и возле деревни тоже высадились ясным днём.
Серые Псы встретили их на берегу. Одни мужчины и парни, все при оружии. Равно готовые и к немирью, и к миру, стояли и молча разглядывали пришельцев, ожидая, что скажут. Силы были, пожалуй что, равные.
Вот вперёд вышел плечистый, рослый сегван. Твердолюб выделил его ещё издали, когда на «косатке» только сворачивали парус. Почему выделил? И сам бы не смог сказать.
Сегван воздел правую руку, но не тем резким движением, которым, наверное, бросал в бой не умеющих отступать молодцов. Высоко поднятая раскрытая десница лишь означала, что он пришёл с миром.