Бусый Волк. Берестяная книга

Падая с мостков, он едва успел набрать в грудь воздуху, но пробивать лицом водяную поверхность ему не пришлось. Он сразу погрузился в густой, плотный, серый туман, не имевший никакого отношения к обычной мгле над болотами. Бусый открыл глаза, и ему показалось, будто он летел в облаках. Ощущение полёта было таким явственным и воззвало к таким глубинным пластам его памяти, что руки по собственной воле метнулись вцепиться в густую, тёплую, надёжную шерсть симурана…

Но не было симурана, не было и уверенной наездницы-виллы, готовой поддержать беспомощного человеческого малыша. Бусый летел сам по себе, то проваливаясь в густое непроглядное молоко, то выныривая в разрывах.

Иногда туман распадался на отдельные облака, и в разрывах проглядывала земля.

…Говорят, если взять жителя матёрого берега, никогда не видавшего кораблей, и впервые вывезти далеко в море, — сколько ему ни втолковывай, что на самом деле берег не утонул и корабль скоро причалит, бедняга может свихнуться.

А если вот так закинуть его в серые тучи и дать увидеть ниточки рек и горные хребты, похожие на морщёную кожу?..

При этом понять, где верх и низ и куда стремилась тяга земная, было решительно невозможно. Прогалины в облаках возникали непредсказуемо. То ли Бусого кувыркало в полёте, то ли ходило ходуном, вращалось, выворачивалось наизнанку спятившее мироздание.

А лики земли, представавшие его взгляду, ещё и не повторялись.

Хвойный лес с высокими решётчатыми башнями, соединёнными паутиной сверкающих нитей.

Нестерпимо синий океан и белые горы, плывущие из-за горизонта.

Сплошной вихрь жидкого огня, от золотого расплава до остывающего багрянца, и дымные тени пожирающих друг друга чудовищ.

Город полупрозрачных домов, вознесённых, кажется, на вёрсты…

Если бы не младенчество среди вилл, когда он спал в гнезде среди тёплых щенков и вместе с ними сосал крылатую суку, а потом — омут у Белого Яра и чудесные видения в камне, — Бусый мог бы и не выдержать. Но он не просто выдерживал, но и, забыв первоначальный ужас перед Бучилом, смотрел во все глаза. Он даже сообразил, что Бучило было отчасти подобно Поющему Водопаду во владениях Горного Кузнеца. Оно тоже показывало разные места, куда из него можно было попасть.

Когда совсем рядом возник деревянный город на морском берегу, увиденный словно бы с высоты большого холма, Бусый рванулся выскочить из тумана. Бревенчатые дома и устье большой реки в рассыпном ожерелье островов… Река показалась ему неуловимо знакомой, это по крайней мере был его родной мир, он хотел удрать туда и пешком пуститься домой, но ему не дали.

Он и забыл, что его продолжала держать когтистая лапа…

И вот страшная птица дотащила его туда, куда собиралась. Бусый с размаху хлопнулся оземь — плашмя, не успев испугаться, так, что воздух вылетел из груди. Он не стал открывать глаз, только чувствовал сухую прохладу воздуха и обонял запахи незнакомых трав, отдалённого дыма, конского табуна… Потом всё стало меркнуть.

Дети крепче взрослых, но и их выносливости положен предел.

Горный Кузнец проснулся оттого, что его настойчиво трясли за плечо.

— Мастер! Пожалуйста…

Старики спят чутко, и он сразу открыл глаза. Над ним со свечкой в руках склонился молодой мужчина — тот самый, которого Поток Времени показывал ему постаревшим на пять лет не-жизни у Мавута.

— Как она? — вскинулся на локте Горный Кузнец.

— Плохо ей, Мастер… Горячка начинается!

Кто бы мог ждать, что самым простым во всей этой истории окажется прогнать повитуху? Старик подоспел как раз в тот момент, когда деревенская баба предлагала ошалевшему от горя мужу чудовищный выбор: либо ребёнок, либо жена. «Я спасу для тебя обоих», — едва отдышавшись, сказал Горный Кузнец, и вековой уклад, претивший допускать к роженице лекаря-мужчину, не выдержал столкновения. Повитуху выставили за дверь.

Младенец появился на свет здоровым, но далось это немалой ценой. Женщине пришлось вскрывать чрево. Вдали над горами ворочалась и громыхала гроза, и Кузнец ощущал небывалое вдохновение. Он сумел так заговорить боль, что роженица отстранилась от своего тела и уплыла в полудрёму, отдыхая от перенесённых страданий. Она даже не очень заметила, как он разрезал её плоть и извлёк ребёнка, а потом всё зашил. Это было три дня назад.

— Горячка? — переспросил он, выбираясь из-под одеяла. — Её следовало ожидать. Ничего. Справимся…

На самом деле он был не вполне уверен в благополучном исходе, но показывать этого не собирался.

Снаружи лил дождь, и, пока шли до бани, молодой нардарец держал над Мастером натянутую рогожу.