But you remember? (СИ)

- Если бы можно было вернуться туда в школу, если бы попробовать всё сначала, - зашептала девушка, словно в бреду быстро приподнявшись на колени, приблизилась к нему ближе, касаясь уродливо изтерзаных предплечий, скрытых под толстой тканью одежды. – Я бы немедля, уехала с тобой.

- Но мы не можем, - отвечает Малфой и закрывает глаза, когда нежные, желанные ладони поднимаются по его рукам, шее и замирают на щеках.

- Пожалуйста, ответь, - умоляла она, шепча на выдохе поднимая одну ладонь к его глазам, двумя пальцами касаясь брови и обводя её контур. – Хотя бы раз…

- Ты… - её нежная ладонь ложится на его лицо, заслоняя глаза, и он замолкает. Сейчас открыв глаза, он видел лишь полумрак и не видел её взгляда. Не видел её эмоции.

Словно укрывая. Словно сберегая.

Разрешая сказать…

Только раз.

- Я люблю тебя. Безумно.

Ударяются о жадные стены поместья, проглатывают без остатка. Хороня навечно. Так же как и то насилие, что здесь творилось. Так же как и душераздирающие крики невинных и виновных. Так же как и все тайны, что берегли хозяева. А также эти слова будут единожды жадно впитаны и стёрты.

Он чувствует мягкие и влажные губы на своих губах, ладонь медленно соскользает с глаз и зарывается в его волосы. Другой рукой она обнимает его за шею, прильнув ближе.

Так вот, какое оно. Трепетное. Родное. Приятное. До потери пульса необходимое.

Долгожданное…

Малфой обнимает Гермиону обеими руками за талию и перехватывает инициативу углубляя поцелуй, чувствуя бесстыжий и жадный язык на своих губах. Трепетный выдох, стая мурашек и разливающаяся лавой нежность в истерзанном органе. Почти залечивая, лаская потасканные рубцы.

Кожа к коже, приятная тёплая влага губ. Раздирающее тепло опьяняет. Мужчина скользнул одной рукой от талии к груди, и выше обжигающе касаясь тонкой кожи ключицы, отчего девушка шумно выдыхает и пальцы осторожно, но требовательно смыкаются на шее от этого с её губ срывается тихий, еле уловимый стон. Безобидный, почти безобидный трепетный поцелуй перерастал во что-то большее. Страстное и непреодолимо колючее, но такое нужное.

Прерваться вынудила странная вибрация в нагрудном кармане пальто. Оба, разгорячённые и глубоко дыша, уставились на источник дискомфорта. Драко и забыл вовсе. Кажется, час уже давно прошёл.

- Нужно идти, - Малфой удивился своей хрипоте, преодолевая бешеное возбуждение и адовую боль в ноге, он ухватился за трость и попытался подняться.

- Ты вернёшься сегодня? – Гермиона поднялась следом, бережно придерживая его за руку, её грудь быстро вздымалась.

- Не терпится, Грейнджер? – он ухмыляется.

“Никогда не изменится, паршивец…”

- Так же как и тебе, Малфой, - возвращает она сдачу сполна и выпускает его руку, вновь ощутив прохладу и пустоту.

- Попытаюсь, - он усилием воли побеждает спазм боли и трангрессирует, погружая девушку в уже знакомую тишину.

Гермиона закрыла глаза и двумя пальцами коснулась ещё пульсирующих губ. Таких горячих. Опухших. Красных.

Алчная тишина её пугала.

========== Глава двадцать первая: Семь дней молитв ==========

Ласковые минуты пропитанные печальным счастьем…

В ожидании самых потасканных мыслей…

Моля и зовя только одно имя…

Имя. Горькое и желанное.

Насыщенный запах, ни с чем его не перепутать. Запах сырой земли. Словно вспоротое брюхо внимает в себя очередной: завтрак, обед и ужин. Ироничное сравнение. Клочок за клочком. Земля к земле. Поглощает и закрывает пасть. Чрезмерно прожорливая и безжалостная смерть.

Сиротливый камень преткновения с парой строчек для памяти: «Люсиль Ханна Эванс 1981 – 2006 год». Самая малость, что заслуживала погибшая. От прохладного ветра стало знобить, поморщившись, Блейз поправил ворот мантии, стоящая чуть позади девушка с тревогой покосилась на него.

- Блейз? – она говорила тихо, осторожно, будто боясь спугнуть.

- Да, - мужчина сглотнул, поджимая губы, и обернулся. – Думаю, можно уходить.

Девушка опустила взгляд и взяла его под руку. Они неторопливо брели мимо других камней. Других, когда-то вспоротых брюх. Мёртвых и почти забытых могил. Это было лучшее место, место забытое и редко посещаемое. Мужчина был зол, обижен, ранен. Масса недосказанности плескалось через край. Но уже ничего не изменить, только отпустить и по возможности забыть. А возможно ли забыть? И всё ли позабудется? И как скоро?

- Как ты себя чувствуешь? – Пэнси старалась говорить осторожно.

- Как кучка блевотины, - Блейз фыркает. Горько и совершенно потерянно. – Я не хочу говорить о ней.

- Как скажешь.

- Я обязан Грейнджер, обязан, как никогда, - мужчина резко встал и интенсивно потёр лоб морщась. – Пойти на такой риск, сумасшедшая.

- Грейнджер удивляет, бесспорно, - брюнетка кивнула, убирая выбившую прядь волос за ухо. – Она очень сильно изменилась, я давно обратила внимание, но не думала, что настолько.

- Изменений в ней хоть отбавляй. Они пугающие, никто бы и подумать не мог, что на такое пойдёт гриффиндорка и лучшая ученица школы.