Бутлеров

Наиболее легкомысленным из троих друзей, по словам Вагнера, был Пятницкий, наиболее серьезным — Бутлеров. Тем не менее занимались они всегда вместе и аккуратно записывали лекции, не пропуская ни одной. По этим запискам готовились к экзаменам. Один из них, чаще всего Бутлеров, читал, двое слушали и затем рассказывали то, что слышали. Книг и руководств не было никаких. На первых курсах Вагнер и Бутлеров ревностно занимались собиранием насекомых, совершая свои экскурсии в окрестностях Казани и часто удаляясь от города на десять, двадцать и тридцать верст.

Вагнер подчеркивает в своих воспоминаниях, что зоология увлекала их своей живой связанностью с природой. Лекции же «сухого немца-профессора», который читал этот предмет, были, по отзыву Вагнера, очень скучны, и читал их «немец» по немецкому учебнику.

Этот «сухой профессор», Эдуард Александрович Эверсман (1794–1860), был действительно немец, принявший, правда, русское подданство, но говоривший по-русски очень плохо, несмотря на то, что провел в России почти всю жизнь и очень много путешествовал по Уралу и оренбургским степям. За сорок лет своих путешествий он собрал большое количество ценных зоологических экземпляров, но обогатил ими не русский, а Берлинский музей, куда пересылал лучшие свои находки. В «Естественной истории Оренбургского края», написанной им, оказалось много ошибок, как и в других его описаниях русской флоры и фауны, но все же, как первые работы в этой области, они имели некоторое значение для последующих исследователей.

Однако всем студентам было известно, что открытием ряда новых и интересных животных, описанных Эверсманом, — наука была обязана не ему, а Павлу Романову, препаратору Эверсмана. Это был человек едва грамотный, но одаренный от природы, любознательный охотник и ревностный коллекционер. Эверсман часто посылал его в отдаленные и продолжительные экскурсии в киргизские степи, на Алтай, к берегам Балхаша и Аральского моря для собирания зоологических коллекций, и всегда Романов возвращался с богатой добычей.

Эверсман был мало общителен со студентами, лекции читал вяло и однообразно, придерживаясь старых немецких учебников. В противоположность профессору, Романов охотно делился опытом и знаниями со студентами и своими увлекательными рассказами завоевал науке немало искренних и горячих приверженцев, Вагнер и Бутлеров среди них были самыми ревностными. По совету Романова, готовясь к будущим экскурсиям, друзья уделяли много внимания и чисто физической подготовке.

Бутлеров выделялся среди сверстников физической силой и ловкостью. Он был тяжеловат и неуклюж и никогда в жизни не танцовал, но в физических упражнениях и акробатике мало кто мог с ним соперничать. Стоило побывать в Казани какому-нибудь силачу или жонглеру, как через несколько дней Бутлеров уже показывал друзьям те же самые упражнения и приемы.

Бутлеров и Пятницкий упражнялись пудовыми гирями и любили при случае показывать свою силу. Так, например, приходя к Вагнеру и не заставая его дома, Бутлеров нередко оставлял у него вместо визитной карточки выгнутый из кочерги свой инициал, букву «Б».

Весенними вечерами друзья любили гулять у стен кремля, над которыми высилась старинная татарская башня царицы Сююмбеки. Со стен крепости и с бульвара открывался живописный вид на разлившиеся воды Волги и Казанки. Множество больших лодок, груженных самыми разнообразными товарами, пользуясь водопольем, проходили в эти дни с Волги через Кабан и покрывали Булак.

Возвращаясь вечером домой по главной улице, Вагнер забирался на плечи Пятницкому, Бутлеров накрывал его шинелью, отчего получалась фигура колоссального роста. Прохожие в ужасе шарахались в сторону, уступая дорогу великану, подолгу смотрели вслед загадочной фигуре, а старушки крестились и вздыхали.

Беззаботные дни юности Бутлерова окончились несчастливой экспедицией в киргизские степи.

Добравшись до ставки хана в Букеевской степи, экспедиция разделилась. Отец и сын Вагнеры и Бутлеров отправились на восток, а Киттары с Пятницким поехали на юг, на соленые озера, к берегам Каспийского моря.

Главная цель экспедиции сводилась к собиранию коллекций растений и насекомых. Бутлеров не мог принимать особенно деятельного участия в собирании коллекций. Он был несколько близорук и в поле, на экскурсиях, даже на охоте надевал очки. Его всегда должен был кто-нибудь сопровождать и указывать на растения, птиц и бабочек, если он не натыкался прямо на них.

В конце лета, в Гурьеве, Бутлеров, как рассказывает Вагнер, тяжело заболел. Подозревая тиф, отец Вагнера решил прервать экспедицию и везти больного в Симбирск.

Больного, находившегося в очень тяжелом состоянии, доставили в Симбирск, куда немедленно был вызван его отец. Михаил Васильевич самоотверженно ухаживал за сыном, у которого оказался брюшной тиф. Но, поставив на ноги сына, он сам заразился тифом. Почувствовав себя больным, Михаил Васильевич поспешно возвратился в Бутлеровку и здесь вскоре умер.