Встретились мы с ним не через часок, как он обещал, а часа через три, когда я уже отдохнул и основательно проголодался. Его непунктуальность дополнила расплывчатость его ответов и у меня начало складываться о Петерсоне не очень лестное мнение. Чем больше я его ждал, тем больше росла уверенность в том, что на станции я гость нежеланный, поэтому и начальника мне назначили обтекаемого и, было похоже, неуловимого, судя по его характеру и деятельности. Это открытие не давало мне оснований для оптимизма.
Петерсон зашел ко мне и, как будто ничего не произошло, начал мне рассказывать о порядках, царивших на станции. Два главных закона, неукоснительно выполнявшихся здесь – это, во-первых, полная свобода личности в свободное от работы время. Многие из находящихся здесь, а их собралось уже около десяти тысяч человек, были вольнонаемными, получающими громадную зарплату, но и тратящими здесь очень много. Нарушать их права – это значит, постоянно ждать, что они подадут на тебя в суд, а это очень дорого. Вторая часть экипажа, это люди, которые находились на службе государства и находились на полном обеспечении, кстати, к ним относился и я. Для того, чтобы сбалансировать работу обеих частей, вводился второй закон – стопроцентная подчиненность в рабочее время. Нарушители из первой группы наказывались крупными штрафами, вторые – в принципе, дисциплинарными взысканиями, но пока их еще не было. Для людей «государственных» были установлены хорошие льготы – высокая пенсия по истечении пятнадцати лет работы на станции и практически неограниченные возможности в научных исследованиях.
Я же оказался где-то между этими группами. Полная свобода в действиях. Чем не свобода для такого бездельника как я? Это не его слова, а уже мои мысли по поводу.
Они хотят от меня сверхъестественного? Я чувствовал, как злость постепенно охватывает все мое сознание. Хотят, значит будет. Нет проблем. А я посмотрю потом на ваши лица, господа директора и так далее. Вы изволите не верить в оккультные науки? Это ваше дело, причем личное. Таких людей, как вы, переубедить можно только приказом сверху. Я представил себе, как срочно пересматривает свои взгляды директор, получив соответствующее напутствие с Земли, и непроизвольно улыбнулся. Петерсон, продолжавший рассказывать о прекрасной жизни на станции, подозрительно посмотрел на меня.
– Ты что, парень, медитируешь, что ли? Я тут глотку рву, для него стараюсь, – Петер встал и пошел к выходу.
– Сэр, вы меня не так поняли, – попытался я его остановить, но безуспешно.
– Твоим сопровождающим будет Гершель, комната 2122. После четырех зайдешь к ней, и вы договоритесь о планах на завтра, – он сделал попытку выйти.
– Сэр, а как с обедом? – с ехидством в голосе спросил я, – цветы с оркестром уже были, а поесть еще не давали.
– Так вот ты меня как слушал! Повторяю для особо одаренных, – он показал на компьютер, – знаешь, что это за штука? Знаешь, хорошо. Набираешь команду, выбираешь меню на обед, спускаешься на этаж ниже и идешь в комнату 1818, садишься за стол, на котором будет стоять табличка с номером твоей комнаты. Съедаешь все, что заказывал, встаешь и идешь по своим делам. Не сложно? Тогда привет! – его выход можно было сопроводить аплодисментами, настолько он был эффектным.
Инструкции были развернутыми, точными и я быстро с ними справился. Если бы приносили заказанное в номер, то в лучшей гостинице я еще не жил. Но, увы, пришлось идти. Обед особого впечатления на меня не произвел, кроме ароматного огуречного салата с зеленью. Как говорил Петер, здесь есть все. И в этом раю добавилась еще одна вещь – это я, судя по всему, в виде бесплатного приложения.
До четырех часов времени уже не оставалось. Я поднялся на двадцать первый этаж. Комната номер двадцать два была напротив холла, в который выходила дверь лифта, поэтому мне не пришлось ее искать. Я постучал. Никого. Наверное, на станции все неуловимые. Только где они прячутся? Я решил пройтись по коридору, так, от нечего делать. Коридор длинный, по бокам располагались двери, как и в любом общежитии, двери, двери и еще двери… Одно радовало, что при ходьбе время идет быстрее. Я периодически поглядывал на часы. Вот и четыре часа. Я подошел к двери нужной мне комнаты и постучал. Внутри послышались шаги. Я был сильно раздражен, так как был в полной уверенности, что никто в эту комнату не заходил. Кто его знает, что здесь творится. Ну, вот этому господину я все выскажу, какой бы он ранг не имел. Дверь отворилась, на пороге стояла немолодая, но еще очень симпатичная женщина. Я стал как истукан и смотрел на нее, забыв даже поздороваться.
– Вы так и будете стоять, вытаращив на меня глаза? Я же не приведение и, вроде бы – не урод. Что вы хотели? – в ее довольно высоком голосе послышались металлические нотки.
– Я, это, извините, вас зовут Гершель? – проклиная себя за свое поведение, пролепетал я.
– Вообще-то зовут меня Анной, а Гершель – моя фамилия, – ответила она, и я подумал, что здесь, наверное, все такие острые на язычок.