Бутылка (СИ)

— Конечно. Лойде величайшая редкость, способная подарить нашему миру вечных вампиров. И это целое событие. Вечный вампир — хранитель наших традиций и культуры, защитник, оплот нашего пребывания на земле. Поэтому все готовятся к ритуалу с величайшей радостью. — Джулиан откинулся на спинку, расправляя волосы. — Или завистью, — подёрнул плечами, словно в этом не было ничего необычного. — В любом случае, это очень важно. И если вы с Ласом вдруг откажетесь от ритуала, вы повернёте против себя всех.

Он уставился на меня, изучая как я восприму «преприятнейшее известие».

— Всех вампиров, — уточнил я.

— Так и есть. Но не обольщайся, думая, что и в мире людей всё останется по-прежнему. Мы везде и занимаем достаточно высокие позиции, чтобы с лёгкостью сломать пару жизней никому не нужных изгоев. А именно в них вы и превратитесь, стоит отказаться от ритуала Признания.

Да, пожалуй, Ласу стоило об этом упомянуть.

— Энди, — Джулиан привлёк моё внимание. — Я говорю это только потому, что, несмотря на ненависть сына, он самое дорогое для меня существо. Хоть и считает, что я паясничаю и играю, когда говорю ему об этом. Но как бы там ни было, я не хочу, чтобы мой сын страдал всю жизнь и умер в изгнании, без роду без племени, только потому, что ты по каким-то причинам отказался.

— Я не говорил, что отказывался, — заметил я.

Погружаясь в прескверные чувства всё глубже, я, тем не менее, прекрасно помнил благородные слова Ласа, разделившего между нами ответственность. Он сказал, что мы оба приняли решение, но Джулиан словно не услышал, продолжая твердить, что отказался именно я. Откуда он знал?

Джулиан хохотнул и всплеснул руками.

— Энди, ты думаешь, вампир, находясь в здравом уме и твёрдой памяти, отказался бы от вечности и силы, выбирая угнетение и забвение? Разве ты ещё не успел понять, что честь для вампиров чрезвычайно важна. Уверен, это ты отказался от ритуала. А одуревший от любви дурак тебя поддержал.

— Лас не дурак.

— Он никогда им не был, — кивнул омега, признавая правдивость моего замечания. — По крайней мере, до встречи с тобой. Сейчас же я вижу сходящего с ума от любви идиота, который выбросит свою жизнь на помойку, лишь бы угодить тебе. Энди, да он сделает всё, что ты захочешь. Выполнит любое твоё желание.

Слова вампира звучали для меня дико.

— Всё именно так, как я говорю, — подчеркнул правдивость своих прошлых слов Джулиан, видя, что я сомневаюсь. — Вот только, Энди, — он неожиданно наклонился ко мне, — как долго будет счастлив Лас, выбрав жизнь изгоя? Будет ли он так же безотчётно рад, что последовал за твоим выбором, через несколько лет? Десятилетий? Понравится ли ему жить в какой-нибудь дыре на деньги своего отца до конца дней? Или, может, из гордости он устроится на какую-нибудь простую человеческую работу и станет получать гроши, чтобы прокормить вас обоих.

— Я тоже буду работать.

— Чудесно! Омега вампира работает! Для вампира это позор, Энди, — упрекнул он меня, качая головой. — Это значит, что альфа не в состоянии обеспечить своего избранника.

— Но вы же работаете. — Злость и растерянность бродили внутри.

— Я в разводе, — отмахнулся он и продолжил свою тираду: — Ты — идеал для Ласа. Вот только я не уверен, что такому, как мой сын, этого будет достаточно для счастья.

— Он так сказал.

— Энди, ему восемнадцать! Он видит мир другими глазами.

С этим было сложно спорить. За свои шестнадцать я успел серьёзно поменять взгляды на жизнь.

— Послушай, — вампир снова привлёк моё внимание. — Я папа Ласа и для меня его счастье на первом месте. Не знаю, что чувствуешь к Ласу ты, мне никогда не доводилось видеть человека-лойде, но если тебе дорог мой сын, прошу, подумай: так ли серьёзны твои причины для отказа, чтобы пустить ваши жизни под откос?

Простой выбор

Джулиан говорил то, во что верил. Я не винил его — он боролся за сына и хотел для него лучшей жизни. Но что делать мне?

Я поднялся и направился к двери, оставляя Джулиана в растерянности.

Стоило мне приоткрыть створку, как Лас оказался на пороге.

— Всё в порядке? — Он, кажется, считал, что его папа может действительно меня съесть.

— Да, не о чём волноваться, — ободряющее улыбнулся я. — Я хотел спросить…

— Спрашивай.

— Ты готов на позор и изгнание, чтобы быть со мной?

Лицо Ласа напряглось. Он твёрдо кивнул, заставляя меня тяжело вздохнуть.

Он стоял на моём пороге, такой красивый. Светлые волосы отливали солнцем, закручиваясь у висков. Сильная прямая шея уходила в расстёгнутый ворот светлой тонкой рубахи. Сегодня на Ласе были жилет и куртка, штаны-галифе и полусапоги с заклёпками. На руке часы на кожаном ремне. Безупречные ногти.

Сделать его изгнанником, презираемым всеми?

Он не мог жить обычной жизнью. Я не хотел сделать его несчастным и заставить пожалеть о том, что в лойде ему досталось недоразумение в виде жалкого глупого человечишки…

Лас согласился пожертвовать всем ради меня. Мало того, что он не получит от лойде ничего, так ещё и потеряет всё, что имел до нашей встречи… Разве это не доказывает, что я для него не просто сосуд?