Бувар и Пекюше

Пристально посмотрев на Бувара, он добавил:

— Какая досада!

— Что такое?

— А то, что при желании и после небольшой тренировки из тебя получился бы редкостный магнетизёр!

Ведь Бувар обладает всем, что требуется: он располагает к себе, отличается могучим телосложением и твёрдым характером.

Бувар был польщён тем, что у него вдруг открыли такую способность. Он втихомолку погрузился в Монтакабера.

Тем временем Жермена стала жаловаться на шум в ушах, который совершенно оглушал её, и однажды вечером Бувар сказал ей между прочим:

— А не испробовать ли вам магнетизм?

Она не воспротивилась. Он сел против неё, взял её за большие пальцы и стал пристально смотреть ей в глаза, словно всю жизнь только этим и занимался.

Поставив ноги на грелку, старуха стала постепенно клонить голову; глаза её сомкнулись, и она тихонько захрапела. Целый час они наблюдали за нею, потом Пекюше шепотом спросил:

— Что вы чувствуете?

Она очнулась.

Со временем у неё, несомненно, обнаружится способность ясновидения.

Этот успех придал им смелости, и, снова взявшись за врачевание, они без зазрения совести принялись лечить пономаря Шамберлана от межрёберных болей, каменщика Мигрена — от невроза желудка, тётушку Варен, которой они прикладывали к опухоли под ключицей мясные пластыри, папашу Лемуана, больного подагрой и постоянно околачивавшегося возле кабаков; лечили человека, поражённого односторонним параличом, чахоточного и многих других. Они врачевали также насморк и отмороженные конечности.

Ознакомившись с недугом, они взглядом вопрошали друг друга, должны ли они применить в данном случае сильный или слабый ток, какие пассы пустить в ход: восходящие или нисходящие, продольные, поперечные, двупёрстные, трёхпёрстные или даже пятипёрстные. Когда один выбивался из сил, его заменял другой. Вернувшись домой, они заносили свои наблюдения в историю болезни.

Их ласковое обращение пленяло больных. Предпочтение всё же отдавалось Бувару, а когда он вылечил дочь дядюшки Барбе, отставного капитана дальнего плавания, молва о нём дошла до Фалеза.

Страдалица ощущала как бы гвоздь в затылке, говорила хриплым голосом, часто по нескольку дней не притрагивалась к пище, потом наедалась известки и угля. У неё бывали нервные припадки, начинавшиеся слёзами и кончавшиеся бурными рыданиями; родные перепробовали все средства — от настоев из трав до прижиганий, и она, отчаявшись, приняла предложение Бувара.

Он отослал служанку, запер двери и стал растирать ей живот, особенно нажимая на то место, где яичники. Она почувствовала облегчение, выразившееся во вздохах и зевоте. Он приложил ей палец к переносице, между бровями; вдруг она стала недвижима. Когда он поднимал её руку, рука снова падала; голова оставалась в том положении, какое он ей придавал, веки были сомкнуты и судорожно подёргивались, а за ними видны были медленно перекатывавшиеся глазные яблоки; наконец она замерла, закатив глаза.

Бувар спросил, болит ли у неё что-нибудь; она отвечала, что нигде не болит; теперь у неё появилось другое ощущение — она видит своё нутро.

— А что вы там видите?

— Червяка.

— Как же нам убить его?

Она нахмурилась:

— Я придумываю… Не могу, не могу.

Во время второго сеанса больная пожелала крапивного отвара, во время третьего — настоя из трав. Припадки стали слабее, потом совсем исчезли. Казалось, произошло чудо.

У других больных прикладывание пальца к переносице не дало никакого результата, поэтому решено было соорудить месмеров чан. Пекюше уже набрал было металлической стружки и вымыл десятка два бутылок, как вдруг у него возникло сомнение. Среди больных могут оказаться женщины.

— А что мы станем делать, если у них начнётся припадок эротического помешательства?

Бувара это не остановило бы; но ведь пойдут сплетни, да и шантаж возможен, — значит, благоразумнее воздержаться. Они удовольствовались стеклянной гармоникой и ходили с нею по домам, приводя в восторг ребятишек.

Однажды, когда Мигрену стало хуже, они пришли к нему с инструментом. Пронзительные звуки выводили больного из себя. Но Делез предписывает не страшиться жалоб; музыка продолжалась.

— Довольно! Довольно! — кричал больной.

Пекюше ещё неистовее бил по стеклянным пластинкам, инструмент дрожал, страдалец выл, но тут неожиданно появился врач; его привлёк этот страшный шум.

— Как? Вы и сюда пролезли? — воскликнул он, взбешенный тем, что застает их у всех своих пациентов.

Они объяснили свою магнетическую методу. Врач обрушился на магнетизм, на все эти фокусы, действие которых зависит исключительно от воображения.

Однако магнетизируют же зверей, — это утверждает Монтакабер, — а г‑ну Фонтену удалось магнетизировать львицу. Львицы у них не было. Зато им случайно подвернулось другое животное.

На другое утро, часов в шесть, к ним пришёл работник и сказал, что их требуют на ферму к подыхающей корове.

Они поспешили туда.

Цвели яблони, во дворе, над травой, разогретой лучами солнца, реял пар.

Возле пруда мычала корова, прикрытая попоной, она вся дрожала; её окачивали водой из вёдер; она страшно разбухла и походила на гиппопотама.