Бузина, или Сто рассказов про деревню

Какое волшебное время… сильный мороз ночью, бледное, унылое больное утро, когда чувствуешь себя несчастной и не хочешь вставать из-под нагретой за ночь перины… кот, свернувшийся на подушке, жмурится, зевает, потягивается – принимается за утренний маникюр, цыкая над твоим ухом. В окне видны синицы, которых вспугнула сойка. Они расселись по старому клёну, одетые одинаково, как группа миманса, изображающая в балете чиновников – серые фрачки, желтые жилетки, черные галстучки и бархатные полумаски. Вдруг ярчайший солнечный луч раздвигает лапы ёлки, забирая с собой нежную зелень хвои и щекочет нас с котом – перебегая с моего уха на кошачий животик. Вставать, вставать, хватит спать, – тенькают синички, и мы начинаем день. Живя в деревне, ты подчинен иным ритмам – твой день строится не по грохоту входной двери и не по лифтовому натужному гулу, не по гудкам машин и шумному вздоху пробки у светофора. Тут ты слышишь лес. И снег – только снег, он идёт и идёт, и зима, кажущаяся вечной, только усыпляет тебя. К полудню начнется метель, к обеду – буран, заметет, завернет воронки снега и сухой листвы, и также внезапно смолкнет. Засияет небо, той неповторимой мартовской голубизной, в которую хочется смотреть и смотреть… а к вечеру пойдет снег при ясном небе, и запад набухнет серой мягкой тучей и вновь начнется зима…

На дворе дрова

Тракторная телега, осевшая под тяжестью дров, ползла за «Беларусью», то упираясь в нее, то отставая – и распространяла на всю округу ядреный и едкий запах осины, от которого сводило скулы, и ныл зуб. Дина Ефимовна стояла на крыльце, лишенном перил и – радовалась. Сговорилась она на дрова за пустяшную сумму, по-московски пустяшную, и теперь гарантировала себе тепло на целый год, так как в Баркашкино топили всегда, даже летом. Трактор чихнул и помер, не доехав до избы трехсот метров.

– Яфимовна, – заорал Васятка, – бяри груз! Примай, голуба моя!

– Василий, – запричитала Дина, – а как же, вот как же? Это же далеко от дома? Вы бы поближе? Уважьте? Уважайте? Ангел вы мой, я же женщина?!

– Яфимовна, не суровь ты меня, не супь мне бровь, давай наличманом, и зови этих, как их, чертей мохнатых? А! пионеров! Я тялегу отстегну и за солярой може кто богат, а ты ходчее, снетевки, оно, може и неловко, а на светло будущее вполне! – Дина отсчитала влажные тысячерублевки, добавила от себя сотенную, подумала, и положила еще сотенную сверху. Васятка, крупный нестарый мужичонка, запетлял между сугробов и растворился вдали. Дина, переваливаясь, дошла до телеги и ахнула. Перевезти такую кучу дров ей, с её московскими радикулитами и остеохондрозами было нереально. Как есть помру, – подумала она, и, запахнувшись в финскую дубленку, пошла искать по деревне пионеров.

Витька Шелгун и Петька Чапай сидели за столом, застеленном газетами.

– Твой ход! – торжественно возгласил Витька, и Петька отпил из мензурки. В избе запахло боярышником.

– Ставлю на «газификацию села», – Петька поставил мензурку на статью, набранную неверным боргесом, – твой ход!

– А мы сейчас… вот! успехи доярок … – Витька втянул в себя боярышник и содрогнулся, – ходи!

– Ага! – вскричал Петька, – со стапелей ремонтного завода сошёл…

– Товарищи пионеры! – Дина сложила руки на груди, – помогите, а? Там телега, и трактор, и дрова! А я одна, а Василий сказал, скорее! Я вам денег дам!

– Ифимовна, деньги возьми себе. – Петька дернул ногой и под столом нежно зазвенели фанфурики. – Мы пионеры по зову сердца!

– Но в барабан надо залить, – Витька постучал себя по скверно стриженой голове, – и того? Градус понижать низя. Токо ввысь. Марш десантников-высотников, ити их мать! Мы на боярышнике. Стал быть?

– Полируем календулой. Или этим? Где медведи?

– Скипидаром? – ужаснулась Дина Ефимовна, молодая, до-пятидесятилетняя дачница с веселыми кудряшками, выбегающими из-под скандинавской шапочки, – терпентином???

– Икавплиптом! – важно поднял палец вверх Петька. – Шурши нам санки для перевозки…

– Горюче-смазочных материалов! – Витька втискивал длинные ступни в патлатые от непогод валенки, – и все будет пучком!

– Тип-топ! – добавил Петька и покраснел.