Бычки в томате

— Говорят, ее издали в Швеции, — упиваясь собственной значимостью, рассказывал пан Вацлав Эльжбете. — Но успеха не было. Одна-две книжки, и это всё. Возможно, перевод оказался неудачным, хотя я старался, как мог, писал на ее книги обширные положительные рецензии, с небольшой долей критики. Без этого нельзя, а то обвинят в необъективности. Я и ее литературного агента знал. К сожалению, он проявил себя не лучшим образом. А она не хотела ехать в Стокгольм для презентации книг, категорически отказалась. Еще какие-то нелады с паспортом были… Последнее время она здорово сдала, возможно, годы берут свое. Ну, и проблемы с алкоголем…

Что он плетет?! Я уже открыла рот, чтобы запротестовать, но меня опередил Олаф, который громко и четко произнес

— Мы имеете…

— Нет, не так, — машинально поправила его Алиция. — Мы имеем. А вы имеете. Мы имеем.

— Мы име… Нет?

— Нет.

— Вы имеем? — ни с того ни с сего обрадовался швед. — Вымеем, вымеем, вымеем!

Он так был рад новому слову, что не собирался с ним расставаться. Вымеем гремело над столом, и с каждым раскатом этого грома атмосфера как бы разряжалась. Алиция явно оценила позитивный вклад шведа в наше застолье и, неожиданно подняв бокал, провозгласила тост:

— Ну, за здоровье ксендза Кордецкого!

— Вымеем! — с энтузиазмом поддержал ее варяжский гость.

Упоминание о героическом настоятеле Ченстоховского монастыря, столь успешно руководившем его обороной в годы шведского потопа, оказалось как нельзя кстати. Пан Вацлав оставил в покое Марию Рохач и охотно переключился на исторические темы. Чем дело закончилось, я так и не узнала, поскольку зазвонил телефон, что позволило мне вскочить с места.

— Я возьму. Если ничего не пойму, отвечу абы что и высвищу тебя.

— Скажи, что меня нет дома…

В трубке послышался голос Мажены, поэтому мне не пришлось изворачиваться и врать про отсутствие Алиции.

— Тебе, наверное, неудобно говорить? — сразу догадалась Мажена.

— Ясное дело. Значит, концерт закончился. Так рано?

— Совсем нет. Сейчас антракт. На Вернера насели поклонницы, и он отбивается автографами. Ну, что там у вас?

— Все! — радостно сообщила я.

— О господи! Я завтра буду чуть свет.

— И правильно сделаешь.

— А на Эльжбету лобызун уже бросался?

— Еще как! И с такими последствиями!

— Какими? Ой, понятно, что сейчас все равно не успеешь рассказать. Вы обедаете? Или ужинаете?

— Рыба. Олаф любит рыбу.

— Вот незадача, а ведь Алиция как раз наоборот… А эта Юлия заговорила наконец?

— Что ты! Половину жарила я, мне нравится.

— Ну и разговорчик у нас, глупее не бывает. Я теперь не усну от любопытства Так и сидят как приклеенные, никуда не поехали?

— Разумеется, даже представить себе не могу, как бы это выглядело, не сожги я весь сушняк… А так, во всяком случае, хоть ходить можно, и есть на что посмотреть.

— Поняла, это ты вставляешь, чтобы они не поняли, о чем речь. Я пока не въезжаю, но мне это запомнить?

— С какой радости?

— Не знаю. А как ты думаешь, когда я приеду, он снова набросится? Это у него постоянный рефлекс?

— Понятия не имею, но предчувствия у меня дурные.

— Может, мне как-нибудь тайком пробраться, чтобы не через главный вход? Через сад или какую дырку в изгороди?

— Надо подумать. Я, пожалуй, почищу дорожку от этих колючек…

— Поняла, ты не о колючках говоришь. Вот черт, эта зараза дирижер уже ногами сучит, мне пора…

— Правильно понимаешь ситуацию. Привет Вернеру! — Я повесила трубку, тихо надеясь, что мне удалось провести разговор без особых накладок. — Всем большой привет от Мажены! — громко заявила я, почти перекрыв очередное вымеем Олафа. — От Вернера скорее всего тоже, хотя он был плотно окружен фанатками, и антракт уже кончился.

Алиция перегнала весь табун гостей в салон и от отчаяния подала на десерт кофе по-ирландски, поскупившись на виски. Пан Вацлав, оставив на время литературные изыскания и ксендза Кордецкого, начал паразитировать на теме фанаток, шутливо преувеличивая упоение Вернера мирской славой, но, не встретив у аудитории одобрения, скоренько переключился на театральные декорации, а с них на стильную мебель. С какого боку тут была мебель, я не вникала и, уже по привычке, перестала его слушать. Эльжбета замолкла окончательно и бесповоротно, жестокий Олаф измывался над Юлией, требуя подробного перевода, а Алиция помогала ей редко и весьма неохотно. Я больше не в силах была терпеть такое безобразие.

— Ты, наверное, кофе хочешь? — спросила я многозначительно Алицию.

— Дурацкий вопрос — Подруга, как всегда, не стала бравировать вежливостью.

— Тогда я и чаю заварю на всякий случай.

Я согласна была отправиться на любую каторгу, хоть бы даже собственноручно мыть посуду, хоть копать картошку, лишь бы не сносить покорно эту гнетущую застольную бодягу. Я подала напитки и вернулась на кухню, имитируя хлопоты по хозяйству, на что Алиция, конечно, не клюнула. И правильно, тогда я воспользовалась случаем и оккупировала ванную. И не подумаю менять свои привычки из-за какого-то брандахлыста: как мылась по вечерам, так и впредь буду поступать!