Быдло

– Скажи мне. Что ты этим добился. Скажи. А-а-а-а? Что, ты такое вытворяешь? Вон, над тобой смеются все. Как над придурком…

Карлсон смотрит на нее с большой злостью. Кажется если бы он смог до нее дотянуться – то сразу бы придушил. Катька продолжает, а мы все разом затихаем, чтобы не пропустить ни слова:

– Ты бы хоть что-нибудь новое придумал. Голым бы прыгнул. Может бы тебя в психушку забрали.

– Ага-а-а. Ты только об этом и мечтаешь, – с улыбкой, сквозь боль, говорит Санек.

Мы практически падаем.

– А-а-га! Только об этом и мечтаю. Как Карлсона голого увидеть!

– С банкой варенья! – кричит, какой-то пацан.

– А че может и мечтаешь, – как-то обидчиво подмечает Санек и хочет отвернуться, но вдруг стонет от проснувшейся боли.

– Так тебе и надо идиоту, – она подходит и пинает его сзади легонько.

Он реагирует и хочет схватить ее за ногу, но она отскакивает. Он орет:

– Блядь шалава я сейчас дам тебе! Корова, сука-а-а-а-а-а.

Он пытается вскочить на одну, которая кажется здорова. Но второпях задевает сломанную. Он падает и орет от боли:

– Су-у-у-у-у-учка! Я бля-я-я-ядь ва-а-а-а-аренье на свой хуй намажу и ты у меня лиза-а-а-ать будешь до поси-и-инения!

Она убегает и прячется за кого-то. Некоторые умудряются еще стоять, а мы с Павликом падаем и ржем. Он – на четвереньках, я – сгорбивщись, практически там же. Думаю, будь я под планом, то сдох бы непременно.

Карлсон продолжает стонать от боли и материться на Катьку. Она после этого десять раз меняется в лице и стоит, как вкопанная. От смеха, у меня начинают колоть органы. И мне приходится успокаиваться.

Я смотрю на Павлика, у которого, видимо, ничего не болит.

– Па-а-а-авлик, – кричу я, опять начав смеяться.

– Че-е-е-!?

– Скорую, хоть кто-нибудь вызвал?!

– Да зачем! – строит рожу Павлик. – Пусть стонет га-а-а-а-андон! Так охеренно!

– Карлсон! – ору я. – Ты себе скорую вызвал?!

– Идите на хер педерасты! Че-е-е-е-е! Никто даже скорую не вызвал? Педерасты блядь! Где мой телефон?!

– Сл-ы-ы-шь! – Павлик кидает мне обломки какой-то херовины, видимо, того, что осталось от телефона Карлсона. Они разлетаются во все стороны. – Позвони!

Через пол часа я стою на кухне и завариваю себе чай. Вокруг меня полно народа и все продолжают говорить о Саньке, которого, все-таки увезли на скорой. Мне это уже все порядком надоело. Я ставлю перед собой кружку и закуриваю. Думаю, попить чай и пойти домой – отсыпаться. Потому что здесь это сделать невозможно.

В основном говорят Катька и Ленка, которую под конец кто-то разбудил. Она стоит с изумленной рожей и все ей рассказывают, что произошло. Пацаны продолжают ржать и размышлять над произошедшем.

Было подсчитано, что прыжков Карлсон сделал уже около 5. Все в нетрезвом состоянии и с высоты не выше третьего этажа. Кто-то может предположить, что у него какое то непонятное увлечение, с чего бы ему прыгать каждый раз. Мы смысла в этом не находим, только ржем.

– Не думаю, что он еще захочет прыгать, – улыбнувшись говорит Тима.

– Ты Карлсона не знаешь. Это тот еще урод! – говорит Павлик.

Катька отхлебывает кофе и улыбается зачем-то:

– Главное никто не видел, как он прыгал.

– Да у него башню сносит, как напьется! – отбирая у Катки кофе орет Тима.

– Уйди! – Катька отодвигает его и кружку. – Может его лечить надо?

– Может и надо! – Тима хватает ее за руку. – Дай сюда!

– Иди отсюда.

– Чинится ему надо. Пропеллер не пашет… – как-то грустно говорит Павлик, потому что уже никому не смешно.

Не допивая кофе, я прощаюсь со всеми. Выхожу из квартиры и направляюсь домой. На улице немного прохладно. Я с жадностью вдыхаю свежий воздух. Радуюсь, что один на всей улице. Иду по мостовой и чувствую в какой-то момент, что свободен.

Сцена 3. Быдло?

В третьем часу дня, я просыпаюсь. Мне кажется, что постель – худшее и самое неудобное место на Земле. Я валяюсь и не знаю куда деться. Включаю телефон и звоню Наташке. Думаю, что этот жаворонок что-нибудь проорет в трубку и взбодрит меня. Но, после разговора, понимаю, что стало еще херовее, потому что спать уже не охота а, вставать – вообще невозможно. Думаю о каком-то третьем положении. Которое не лежа и не стоя. А где-то в другом месте. И мне как-то не по себе, от того, что я его не нахожу. И то, что мне попросту не куда деться. Потому что мне нет места – а это конец.

Чувствую, как за плохим настроением просыпается паника. Мне вдруг охота убежать куда-то, или, спрыгнуть. Я вскакиваю с постели, словно готов уже выбрать. Стою и не понимаю, что именно. Вдруг, ощущаю разрывание головы. И я с болью плюхаюсь обратно. Вспоминаю, что делал вчера вечером и вспоминаю, что трахался с Леной. А кроме того – пил много, и кажется лишнего.

Лежу и задаю кому-то вопрос: «За что ты меня так»? Чувствую, как боль понемногу стихает. А потом становится вполне терпимой, чтобы можно было встать. Я сажусь на корточки и встаю потихоньку, чтоб особо не тревожить сосуды. Встаю и решаю, что бежать никуда не нужно. Я успокаиваюсь и решаю пойти покурить, а потом пожрать. Чтобы прыгать с балкона нужны силы – вдруг полечу.