Bye-bye, baby!..

Почему она все время спрашивает об этом? Почему этот пароль, этот код так важны для нее? В не-отельной части головы бедного Сардика зрели свои собственные догадки: он, Сардик, должен каким-то образом соответствовать ее ожиданиям, связанным с «Concepcion Jeronima.13», быть именно тем человеком, для которого «Concepcion Jeronima. 13» – не пустой звук. А в момент, когда этого не происходит… Что происходит, когда этого не происходит?..

Надо бы перечитать Борхеса. И Трумэна Капоте заодно.

– Как называется? «Conception Jeronima.13».

– Да… симпатичное название. А я вот не езжу в горы…

– Когда любовь тебя покидает?

– Да. Расслабляюсь совсем по-другому.

– Чашка. – Пора бы и Сардику явить ангелу свою проницательность. – Платок. Пена для ванн.

– Точно.

– Купальник.

– Точно.

– Ароматические палочки…

– Точно. Пачули и мускус.

– Фотик.

– Точно.

– Как тебе удается справляться с рамками?

– А как тебе удается рисовать картины?

– Не знаю. Это дар… – Сардика вдруг осенило. – У тебя тоже дар. Я прав?

– Что-то вроде того.

– А еще у тебя в рюкзаке лежит книга, которая называется «Непостижимый Жан Кокто».

– Сейчас проверим.

Ёлка запустила руку в рюкзак и достала книгу – тонкую и нарядную, в глянцевой, абсолютно несоответствующей глубокомысленному названию обложке.

– Ты прав, – торжественно произнесла она. – Жан Кокто. Непостижимый. Хочешь, погадаем?

– Каким образом?

– Называешь страницу и строчку.

– И что?

– Я ее читаю.

– И что?

– Узнаем, что произойдет.

– Когда?

– Когда-нибудь. Сейчас. Сегодня. Завтра. Через год.

– С кем?

– С тобой. Со мной. С нами. С кем-нибудь еще…

Говоря все это, ангел снова свернул тончайшую самокрутку из темно-коричневой бумаги и вопросительно посмотрел на Сардика:

– Хочешь?

– Нет, спасибо. Я готов назвать.

Жан Кокто – мудрец и курильщик опиума. Сардик знает об этом – неизвестно откуда, но знает. Никто из его знакомых не оставлял книги Кокто на кухне или в туалете – с заложенными спичками или упаковками от презервативов страницами. Даже разговоров о Кокто не велось; о ком угодно, но только не о нем. Жан Кокто умер еще раньше, чем Борхес. У Борхеса была мать, а у Жана Кокто – Жан Маре. И опиум. Следует ли ожидать от курильщика опиума откровений в стиле Гаро? Сладковатый дым самокрутки пьянит Сардика, и ему кажется, что два пророчества задень – явный перебор.

– …Я готов назвать. Страница 143. Тринадцатая строчка… снизу.

Ёлка перелистала страницы, нашла нужную и с выражением прочла:

– «Прощайте, моряки, наивные обожатели ветров».

– Я не моряк, – быстро сказал Сардик.

– Я знаю. Ты художник и составитель ребусов. Бедные моряки…

– Да уж. Не повезло им.

– Зато ты хорошо готовишь какао. Предложение насчет какао еще в силе?..

***

… – Как его зовут? – спросила Ёлка.

– Альбрехт. Я ему уже черт знает сколько дозваниваюсь – никакого результата.

– Ты неправильно набираешь номер. – Совершенно невозможно понять, шутит она или говорит серьезно.

– Что значит – неправильно?

– Такие ленивые и необязательные номера нужно загонять в угол. А для этого в любом телефоне существует специальные кнопки. Нужно только знать, какие именно.

– Какие?

– Не скажу.

Она все-таки шутит.

– Давай наберем твоего Альбрехта – тогда увидишь что я права.

– Хорошо.

Сардик передал ангелу свой мобильник, прикрыл глаза и стал надиктовывать цифры: за время охоты на немца он выучил их наизусть.

– Готово! – сказала Ёлка и, приложив трубку к уху, махнула Сардику рукой: «Скройся!»

Он послушно вышел из комнаты и прикрыл за собой дверь. Можно отправиться на кухню, где много чего есть: канистра с оливковым маслом, оставшаяся от тенор-саксофона Мчедлидзе, пакет с одноразовой посудой, оставшийся от Женьки; сломанный гриль (память о байкере Леопольдыче), неработающая микроволновка (память о любителе горячих бутербродов Иване Бабкине). Прессованные мезозойские залежи приправ – каждая из любовниц Ужа считала своим долгом завалить дом приправами. Галка-Соловей – смесью перцев: черного, белого и кайенского. Машка-Каланча – эстрагоном и сухим укропом, Верка-Герпес – бадьяном и уксусной эссенцией. И только Анька-Амаретто ограничилась пакетиком специй для приготовления глинтвейна. Старинная кофемолка, щипцы для колки сахара, щипцы для колки орехов, две ступки с пестиками (побольше и поменьше) – вклад самого Сардика. Помимо чисто утилитарных целей они служат реквизитом для натюрмортов. Есть еще связка лука, связка чеснока и две несъедобные тыквы-горлянки.

Одну из них когда-то принесла Шурик.

На кухне много всего, нет только какао.