Бык из моря

Радость, однако, быстро сменилась дурными предчувствиями. Пасифае вряд ли пришлось по нраву происходящее, а она способна отравить жизнь любому, кто, по ее мнению, перешел ей дорогу. Ариадну снова затрясло, она сжала зубы. Но тут же вскочила с кресла. Что ей мать? Ей сейчас не до этого. Она служит Дионису, а он изъявил желание видеть ее покои более уютными.

Ариадна вызвала жриц и жрецов; они пришли сразу же и приветствовали ее как госпожу — и она немного успокоилась. Но, напомнила она себе, они все старые и привыкли к порядку, заведенному старой царицей. Может, они считают, что покои верховной жрицы и должны выглядеть, как лавка старьевщика. «Лучше мне начать командовать сейчас же, — подумала Ариадна, — пока аура Диониса еще окружает меня — и пока они не вспомнили, что мне всего-навсего тринадцать лет».

— Наш бог, — проговорила она, — повелел мне очистить покои от всего, что было неправедно собрано прежней жрицей. Он был недоволен ею и показал это, отвернувшись от нас, хотя никто, кажется, этого не понял. Но, явившись ныне на мой Призыв, он не намерен больше терпеть, чтобы его обирали. Отсюда и из спальни нужно отобрать лучшее — и отложить для него, дабы по первому его требованию возложить на алтарь. Остальное нужно продать, а деньги я собираюсь использовать для восстановления храма и покупки одежд, более приличествующих его служителям. К тому же нам нужна хорошая еда. И еще — пора вам поискать учеников.

Один из жрецов отвел кулак ото лба и взглянул Ариадне в глаза.

— Прежде служить здесь не хотел никто, — сказал он, — ведь бог не приходил и не удостаивал нас хоть каким-то ответом, а лозы сохли и вино прокисало. Теперь же... — Он глубоко вздохнул, лицо его сияло. — Теперь нам придется отбиваться от желающих стать здесь учениками, лозы нужно будет подпирать рогатками, а вино будет ароматным и сладким, словно амброзия.

А что, если ничего этого не случится? — подумала Ариадна, более привыкшая к тому, что мечты ее обращаются в прах — а не исполняются.

— Бог Дионис явился перед своим изображением на алтаре, — сказала она. — Он назвал меня своей жрицей. Он пообещал прийти на мой Призыв и благословить лозы и вино. Об амброзии речи не было.

Четверо служителей сбились в кучку: ее тон, должно быть, напомнил им, что Дионис — не самый милосердный бог.

— Как мы узнаем, что счел бы лучшим наш бог? — дрожащим голосом спросила одна из жриц.

— Узнаю я, — отрезала Ариадна. — Я выберу за него. И вина, если я ошибусь, будет на мне. Я также отберу то, что надо будет оставить в покоях, и укажу, как все расставить — чтобы здесь стало уютно.

Ариадна спокойно обвела взглядом жрецов; никто не возразил ей, и она кивнула.

— Начнем.

Один из жрецов поклонился и вышел — привести храмовых рабов. Ариадна медленно пробиралась через завалы, выбирая вещицы здесь и там и помечая мебель, которую собиралась оставить в своих покоях, ленточками, принесенными жрицей. Чашечку, из которой она пила и в которой увидела Диониса, Ариадна взяла себе. Судя по весу, подумалось ей, это чистое золото. Все остальное — кроме нескольких изукрашенных каменьями золотых и серебряных сосудов и пары столиков из слоновой кости, выбранных для бога — отправилось в кладовку позади стены с фреской.

Оставались еще сундуки. Некоторые из них были набиты одеждой. Ариадна велела жрицам разобрать их и взять оттуда новые одеяния для себя и жрецов и не забыть о рабах — разумеется, в зависимости от положения каждого. И напомнила им, что если они отыщут что-нибудь ценное — расшитое золотом или украшенное камнями, например, — таковое одеяние следует отложить для приношения богу. В других сундуках лежали свитки и зажатые между дощечками папирусные и пергаментные листы. Еще два Ариадна приоткрыла и торопливо захлопнула: в одном были драгоценные украшения, в другом — серебро и золото. Их так же, как сундуки с манускриптами, Ариадна велела оставить на месте. Пусть бог сам решит, что делать с их содержимым. Она понадеялась, что никто не заметил сокровищ — впрочем, решила девушка, даже рабы поостерегутся красть у божества столь неистового.

После этого дел у Ариадны почти не осталось. Пора домой, с дрожью подумала она, сжавшись и озираясь в полном отчаянии. К облегчению своему, она заметила, что солнце уже почти в зените; если она поест со жрецами и жрицами, то возвращение во дворец отложится. Потом, после трапезы, по-прежнему оттягивая неприятный момент, она задержалась еще немного, отдавая распоряжения насчет спальни. Однако больше обманывать себя было нельзя: как ни крутись, а ей не избежать столкновения с матерью — отказываться от своего бога из-за Пасифаи она не собирается.

Жрицы и жрецы проводили Ариадну от святилища вниз. На тракте все уступали ей дорогу, и это было приятно — но лишь усилило ее тревогу, как и то откровенное почтение, которое выказывали ей все, кто работал в полях и винокурнях. Вот разъярится мать, если узнает об этом — но вряд ли тогда рискнет сотворить что-нибудь с признанной верховной жрицей Диониса.