Бых. Первая часть

Андрей как-то вяло, расторможенно удивился и ничего не сказал. Остальные посторонились, и он, как сомнамбула, вышел из кухни. Кто-то долго пытался объяснить ему, что нужно воспользоваться лестницей, а не лифтом. Наверное, в кабине снимали отпечатки… Андрей, плохо понимая, как переставлять ноги, поднялся на свой этаж. Соседка тут же выскочила из-за двери: о происшествии, видимо, уже было известно всему дому. Андрей, не слыша ее вопросов и бормоча благодарности за кота, протиснулся в свою квартиру и захлопнул дверь.

Некоторое время он осматривал с порога свою берлогу, ища признаки чего-то неправильного. Непорядок, конечно, был, но привычный, оставленный им самим. На незаправленной кровати – небрежно брошенная домашняя одежда. Комки шерсти, взлетевшие из углов от поднятого сквозняка. Какие-то буклеты из почтового ящика.

В зеркале Андрей увидел лицо мертвеца. Он, оказывается, дышал ртом, и в полутьме открытая пасть была могильным провалом. Впалые щеки напоминали осевшую под дождем землю. Высокий лоб выглядел бледным надгробием; его, как мхом, покрывала тяжелая шевелюра. Перекошенная на костяных плечах ветровка. Только глаза принадлежали этому свету: как у наркомана, живущего жадно, но ради гибели.

По полу простучала металлическая лапа, и кот Пуф высунулся из-за угла, как бы вопрошая: почему меня кормила вместо тебя эта пахнущая гречкой и старым халатом женщина?

– А… дела, брат. – Отмерев, Андрей начал раздеваться. – У нас там внизу куча трупов… и я на вершине этой горы сижу испуганный. А старушку, которая тебя кормила, пощадили. Вот и подумай – это означает что-то?

Пройдя в комнату, Андрей упал на кровать и долго лежал, переводя дыхание, осторожно, словно каждый вдох был хрупким и невосполнимым. Матрас рядом продавило кошачьим весом. Пуф покрутился, устроился под боком и стал наводить на себя лоск. Звук слегка менялся, когда кошачий язык задевал протез. Череп задребезжал от этого шуршания, как рушащееся здание. Андрей, мучительно застонав, отвернулся.

Его взгляд упал на странное затемнение на обоях. Андрей поднялся с кровати, подошел к стене, провел над тенью рукой, но та не изменила очертаний. Ничто не отбрасывало ее. Это было пятно на стене, похожее на плесень. Андрей бросился в ванную, набрал ведро воды и, примчавшись обратно, принялся яростно оттирать его. Кот с одобрением наблюдал за этой борьбой.

Дешевые обои размокли и стали скатываться. Андрей начал руками отдирать влажные куски бумаги, на которых ему мерещились липкие остатки. Наконец он понял, что теперь перед ним уже настоящая тень, отбрасываемая креслом – привычная, понятная, не затаившаяся.

Андрей, дрожа, вернулся на кровать. Он таращился в разодранное, как рана, место на стене, боясь, что в следующую секунду вновь заметит пыльцу плесени. Но зараза исчезла. Андрей откинулся на спину. Как, оказывается, он хочет спать! Чугунная усталость придавила его, и Андрей послушно позволил погрести себя.

…«На расследование массового убийства на улице Грекова были брошены лучшие силы департамента полиции Москвы». На экране мельком появился Хайруллин, который дал комментарий о том, что пока рано давать комментарии.

Пресс-релиз главка соответствовал действительности, однако результатов затраченные усилия не приносили. Все жильцы дома были тщательно опрошены, а те, кого малейшая деталь биографии или случайное слово хоть как-то соотносили с произошедшим в злополучной квартире, – неоднократно. Вскрылись запутанные измены, застарелые конфликты и остывшие преступления, но ничего не вело к кровавой расправе.

Тринадцать убитых ничто не связывало между собой. Возраст жертв – от двенадцати до восьмидесяти трех лет. Две семьи убиты в полном составе. Не все покойные были жителями дома: один приехал погостить к родственнику, двое – припозднившаяся компания другого жильца. Напрашивался вывод: выбор жертв был случайным.

Вместе с тем, как ни парадоксально, жертвами они стали не случайно. Все они угодили в ловушку, откликнувшись на ночной звонок. Убийца, судя по всему, наугад выбирал дверь на каждом этаже. В девяти квартирах ему не открыли, однако двое, истомившись любопытством и рискуя пополнить скорбный список, выглядывали наружу и никого не заставали. Было очевидно, что преступник, если его не впускали сразу, не задерживался и поднимался выше. Ни в каких базах отпечатки вероятного убийцы, снятые со звонков, не числились.

Была установлена владелица «кровавой» квартиры – части ее тела, перемешанные с останками соседа по подъезду, обнаружились под полками с декоративными фигурками. Говорили, что это была девица легкого поведения, «и поэтому немудрено». Говорили, что это была тихая и спокойная женщина. «Однажды видели пьяной на лавке». «Помогала немощной бабушке по соседству». Сыщики, привыкшие к тому, что домыслы и пожелания составляют для людей непреложные факты, извлекли из сказанного подлинные свидетельства, но ничто не продвинуло их к истине.

Декоративные фигурки тоже кое-что сообщили: оставшись нетронутыми в центре побоища, они подтвердили, что жертвы не оказали сопротивления.