Был ли причастен К Радек к гибели К Либкнехта и Р Люксембург

В течение короткого периода времени то тут, то там происходили взрывы; как правило, бомбы взрывались в помещениях общественных зданий. Однажды я был по делам в старом уголовном суде и затем вышел в коридор, связывающий старый уголовный суд с новым, чтобы пойти в комнату адвокатов. Оказавшись в этом коридоре, я увидел в нескольких шагах от себя мужчину, который с чем-то возился. Увидев меня, он испугался. При этом у него из рук выпал какой-то предмет и с грохотом взорвался на полу. Очевидно, это была гремучая ртуть. Он сразу же бросился бежать по коридору. Я побежал за ним, однако догнать его не сумел, и только видел, что он побежал в сторону комнаты, где тогда располагался особый отдел работников отеля "Эден".

53. Московский процесс эсеров. У меня и у Розенфельда состоялась неофициальная беседа с одним из ведущих сотрудников министерства иностранных дел, насколько я помню, в комиссариате иностранных дел. Сразу после этого визита мы отправились в здание германского посольства, чтобы получить кое-какую информацию. Во время этой встречи представитель министерства иностранных дел проговорился, и нам стало ясно, что он имеет точную информацию о содержании беседы, которую мы незадолго до этого имели с русским "товарищем". Розенфельд был так же поражен, как и я.

54. Клара Цеткин довольно часто ездила из Берлина в Москву и обратно. Когда однажды я разговаривал с ней в Берлине вскоре после ее возвращения из Москвы, она сказала, что во время ее последней поездки с ней случилась странная история. Перед отъездом она спрятала в углу чемодана важную рукопись. На границе немецкие чиновники открыли чемодан и сразу же стали рыться в том месте, где была спрятана рукопись, и нашли ее. Очевидно, они знали, где она лежала.

По всей видимости, женщина, очень симпатичная, работавшая у Клары секретаршей, была шпионом. Одна история, случившаяся в Штутгарте во время процесса по делу Мюнценберга, уже тогда вызвала у меня соответствующие подозрения.

55. Все на свете, не важно, мертвое или живое, существует только как часть этого мира. Лишь человек существует одновременно и внутри и вне его. Он является и чувствует себя его частью и одновременно противостоит ему как самостоятельно мыслящее существо, как его критик. Таким образом мы получаем линию, по которой должно идти его развитие: развитие рода через развитие индивидуума внутри рода, развитие индивидуума. Но оно может происходить только в рамках целого, во взаимодействии с обществом, в зависимости от общества и свободы, с целью оптимального развития отдельного представителя и через него всего рода. Попытка представить отдельного человека только как часть целого и не учитывать его как индивидуум направлена против законов развития и потому в перспективе обречена на неудачу.

56. Во время разговоров мой отец вновь и вновь повторял, что и материалистическое понимание истории тоже обусловлено временем, что когда-нибудь развитие перешагнет и через него (теория труда, цель: политическое, экономическое и социальное освобождение угнетенных). Это грубое материалистическое понимание истории в той форме, в которой оно распространилось позднее, никогда не было позицией Маркса и Энгельса и, конечно, моего отца. Возьмите, например, письма Энгельса Блоху и остальным, посмотрите также предисловие к работе о гражданской войне, где он категорически предостерегает против проведения политики на основе такого понимания истории. Оглядываясь назад, мы хорошо видим то значение, которое имели для развития экономические интересы. Но политика, ориентирующаяся на будущее, должна остерегаться руководствоваться такой точкой зрения, так как нити слишком перепутаны, чтобы можно было понять их, глядя из современности. Политика требует совершенно другого отношения. Мой отец часто говорил: "Самой большой бедой для движения было бы, если бы во главе его встали теоретики, и если бы теоретики проводили свою политику".

57. На некоторых уголовных процессах, которые мне пришлось вести в Пренцлау, говорилось и о вероятности того, что отдельным революционным элементам удастся завладеть хранящимся на складе оружием. При этом выяснилось, что все это оружие непригодно для использования. Как только стали говорить о вероятности революционных возмущений, поступило указание вынуть из всего оружия разные важные детали. У стрелкового оружия, например, пулеметов, пружины, и спрятать их в другом месте. Поэтому оружие практически нельзя было использовать.