Читаем Быль о небыли или Небылицы о былинном полностью

ВЕРОЛОМ. Не обращайте внимания, господин. Ну есть такой лапоть – богатырь Добрыня. Статен, высок, грамоте обучен, ничего особенного.

ЗМЕЙ. А чего ж он возомнил о себе невесть что?

ВЕРОЛОМ. Да кто возомнил-то? Сидит на своей печи, в гусли дудит, песенки поет. И знать про вас не знает.

ЗМЕЙ. То есть как – не знает? Все знают, а он не знает? Да я его… в бараний рог скручу!

ВЕРОЛОМ. Вот те раз! А за что?

ЗМЕЙ. За то, что не знает, и скручу. Чтобы знал.

ВЕРОЛОМ. А может, ну его… связываться. Просто сказать ему между делом, что есть, мол, такой. Змей Горыныч… Великий и ужасный. Чтобы знал!

ЗМЕЙ. И что? Забоится?

ВЕРОЛОМ. Не думаю… Но забудет быстро.

ЗМЕЙ. Я этого так не оставлю! Он же меня сейчас знаешь, как оскорбил? Он меня так оскорбил, что прямо вот… обидно стало.

ВЕРОЛОМ. Как же я вас понимаю! Сам бы взял этого Добрыню и в бараний рог скрутил.

ЗМЕЙ. Это я его в бараний рог скручивать буду. А ты… (думает) А ты поможешь.

ВЕРОЛОМ. А денежку за службу?

ЗМЕЙ. Чего?

ВЕРОЛОМ. Нет-нет, ничего, это я просто так… вспомнил…

ЗМЕЙ. Как же я зол!!! Как его зовут, говоришь?

ВЕРОЛОМ. Добрыня.

ЗМЕЙ. Вот-вот. Погубить его надо. Поможешь – получишь денежку.

ВЕРОЛОМ. А может, лучше задружиться с ним? Один богатырь – хорошо, а два – сила великая.

ЗМЕЙ. Вот еще! Мне с каким-то лаптем в друзьях ходить? Мордой не вышел! Погубить!

Пленники в темницах стали возмущаться, гул подняли.

ЗМЕЙ. А ну, тихо там! А то и вас погублю! Значит, делаем так… Секретно проникнешь к этому… Дробине.

ВЕРОЛОМ. Добрыне…

ЗМЕЙ. Не важно. Войдешь к нему в доверие. И подло выманишь его из дома.

ВЕРОЛОМ. Я чего боюсь… Узнать он меня может. Он меня у царя на приемах видел.

ЗМЕЙ. А голова тебе на что? Думай… Имя смени, не знаю… лохмотья на себя нацепи… Хочешь, фингал тебе под глаз поставлю?

ВЕРОЛОМ. Фингал не надо. Придумаем что-нибудь.

ЗМЕЙ. Пойдем-ка обсудим детали операции… как его? Забываю все время.

ВЕРОЛОМ. Добрыня.

ЗМЕЙ. Ну, не важно… Пойдём.

Змей уводит Веролома. Затемнение.

КАРТИНА 2.

Возле избы сидит Добрыня, играет на гуслях. Поет. Прерывается, что-то пишет на бересте, снова поет, одним словом песню сочиняет. Из окна появляется Мамелфа Тимофеевна – матушка Добрыни.

МАТУШКА – Сладко поёшь, Добрынюшка. Заслушалась.

ДОБРЫНЯ. (откладывает гусли) Никак закончить не получается, чтобы ладно было.

МАТУШКА. А ты не спеши, всему свой срок будет, и песне твоей срок придёт. А пока надо поле засеять, хозяйство накормить.

ДОБРЫНЯ. Так, накормлено хозяйство, матушка. И поле я с утра засеял – вот и мешки пустые.

МАТУШКА. Ох, и справный ты у меня! Когда ж успел? Тогда поленца мне принеси – в печурку подброшу. Сейчас завтракать будем.

ДОБРЫНЯ – Это можно. (уходит за избу, Матушка скрывается в окне)

Возле дома появляется Веролом. Оглядывается. Осматривается. С поленьями дров выходит Добрыня.

ДОБРЫНЯ. Здравствуй, мил человек!

ВЕРОЛОМ. Гой еси, добрый молодец!

ДОБРЫНЯ. Не признаю тебя никак. Вроде бы где-то виделись – встречались, а вспомнить не могу.

ВЕРОЛОМ. Может, и виделись где, а может и почудилось тебе это. Всеславом меня кличут.

ДОБРЫНЯ. А я – Добрыня.

ВЕРОЛОМ. Не тот ли ты Добрыня – богатырь, о каком былины детям сказывают?

ДОБРЫНЯ. Может, и тот. А может, и пустословит молва.

В окне появляется Матушка. Добрыня отдает ей поленца.

МАТУШКА. С кем ты тут, Добрынюшка речи ведёшь?

ДОБРЫНЯ. Это матушка моя – Мамелфа Тимофеевна. А это, матушка, Всеслав. Откуда ж к нам, хожий человек?

ВЕРОЛОМ. Путник я. Своего дома не имею, вот и хожу по свету белому – ищу богатыря русского, который бы вступился за весь люд честной.

ДОБРЫНЯ. Присаживайся, путник. Поведай мне о бедах своих. Водицы с дороги испей, караваю нашего откушай.

ВЕРОЛОМ. Спасибо, люди добрые. Только сыт я. А угощеньем вашим не побрезгую, в котомочку сложу, коли позволите.

МАТУШКА. Бери, батюшка, угостись на здоровье… Как же ты, горемычный, без дома оказался?

ВЕРОЛОМ. Проклятый Змей Горыныч огнём спалил. Повадился, гад, людей наших таскать, а жители и воспротивились тому, и на защиту встали, а он… всю деревню нашу спалил, я один великим чудом в живых остался.

ДОБРЫНЯ. Вот ведь беда какая! А что же, Змея того – так никто и не обуздал? К ответу не призвал?

ВЕРОЛОМ. Что ты! Боятся его все от мала до велика. Уж больно силён он да коварен. Никто супротив него выйти не желает. Огнём он из одной головы сечёт, искрами из другой сыплет, дым черный из третьей столбом валит… Страшное зрелище.

ДОБРЫНЯ. Тоже мне, зрелище. У нас на масленицу тоже костры разводят. И искры летят и дым валит. Мы к тому привычные.

ВЕРОЛОМ. К тому же грозился он весь люд русский во полон забрать. Пыткам предать.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное