Был целый мир – и нет его… Русская летопись Лазурного Берега

Этим плодом творчества Фабра заказчики были очень довольны. Строитель был возведен в звание генерал-майора, награжден крестом Святого Владимира 2-й степени, получил ленту Святой Анны 1-й степени и был осыпан прочими благодеяниями и подарками (в частности, получил табакерку, украшенную бриллиантами). Французское правительство, узнав о славных строительных подвигах сына Туррета, в свою очередь представило его к ордену Почетного легиона. Завершив этот проект, увитый лаврами Жак-Александр нашел усладу в подготовке молодых военных специалистов России.

Прошли годы и даже десятилетия его неустанных трудов в северном краю, который перестал быть для него чужим. Генерал благосклонно улыбался, когда его называли по-русски Александром Яковлевичем. И все же усталость тела и ума становилась все ощутимее, и мысль о родном Туррете, который он так давно не видел, возвращалась все чаще. В 1833 году генерал собрался в отпуск на родину. Отпуская его на долгий отдых, руководство Кадетского корпуса, где он преподавал, выразило желание снова увидеть его на посту отдохнувшим и деятельным. Впрочем, ему уже перевалило за пятьдесят, и ко времени отъезда Фабру назначили пожизненное обеспечение: пенсия в восемь тысяч рублей в год с дозволением получать ее, живя за границей.

Еще до возвращения в Туретт генерал Фабр затеял в родной деревне сооружение «средневекового» замка. Он внес в проект все фантазии и пристрастия лучших лет своей жизни, пожелав, чтоб замок напоминал здание Кадетского корпуса, где он прослужил столько лет в качестве профессора.

Генерал не вернулся в Петербург, но думал о нем все последнее десятилетие жизни, бродя по залам своего обширного замка. Он и похоронить себя завещал в замке. Умер Жак-Александр Фабр в 1844 году. С тех пор, понятное дело, представления о размерах жилплощади и надгробных сооружений существенно изменилось даже в сравнительно скромно населенной Франции. Односельчане Фабра поделили на квартиры просторный замок русского генерала, а останки его аккуратно перенесли на местное кладбище.

Стоя перед его могилой, вы несомненно ощутите, что, как и многие французы, итальянцы или немцы (особенно немцы), Жак-Александр Фабр был истинным патриотом не чужой для него России, о которой он не переставал вспоминать и рассказывать до своего смертного часа…

Километрах в семи от Туретта лежит на выступе скалы горная деревушка Кайан. Ee домики, вместившие около тысячи человек, тесным кругом обступают просторный замок, построенный в XV веке и слегка достроенный в семнадцатом. Хорошо известно во Франции тихое деревенское кладбище Кайана, и раз уж мы добрались до этих мест, непременно упомянем похороненную здесь, но рожденную в Белоруссии художницу НАДЕЖДУ ПЕТРОВНУ ХОДАСЕВИЧ-ЛЕЖЕ (1904–1982), подарившую французскому государству созданный ею в Биоте музей художника-коммуниста Фернана Леже, которому она приходилась последней женой.

Будущая коммунистка Надежда Ходасевич была землячкой Марка Шагала, учиться рисовать начинала в Смоленске, в 1922 году переехала в Польшу, а в 1924-м – в Париж, где училась в Академии современного искусства Фернана Леже, стала его ассистенткой, а со временем и женой. Она издавала журнал современного искусства, участвовала в выставках, работая с различными материалами. Я много лет подряд разглядывал в витрине касс «Аэрофлота» на Елисейских Полях портрет В.И. Ленина, выложенный Н.П. Ходасевич из крупной гальки. Надежда Ходасевич часто посещала Москву, щедро дарила московским музеям картины, а на родину в Белоруссию привезла в подарок больше двух тысяч репродукций картин Лувра. Она любила писать письма на родину, сообщая о самых разнообразных своих впечатлениях. Впрочем, она не придерживалась ограничительного правила А.П. Чехова, который шутил, что пишет прозу во всех жанрах, кроме доноса. Надежда Петровна перешагнула эти пределы, установленные для себя классиком. В пору гласности знаменитому виолончелисту Мстиславу Ростроповичу подарили его досье, в котором музыкант нашел письмо, отправленное руководству соответствующих московских органов из Парижа вдовой Ф. Леже. Надежда Леже призывала эти органы никогда больше не выпускать за границу ни Ростроповича, ни его жену Галину Вишневскую, поскольку они позволяют себе не всегда соглашаться с решениями партии и даже высказывают вслух свои крамольные мнения. Руководство органов высоко оценило сигнал французской коммунистки и прислушалось к ее советам. Но впоследствии веселый музыкант Ростропович отдал это письмо газетчикам.