Была ли альтернатива? (Троцкизм: взгляд через годы)

Рассматривая отправную и конечную точки этого процесса, мы убеждаемся в противоположности двух эпох — большевистской и сталинской — и с точки зрения соотношения между партией и её лидером. Лидерство Ленина прежде всего основывалось на его идейном авторитете в партии. О подлинности этого авторитета свидетельствует то, что при тайных выборах в ЦК на съездах партии Ленин неизменно получал 100 процентов голосов. «Авторитет Ленина был, однако, не впитан с молоком матери и не внушён школьными учебниками и церковными проповедями, — писал Троцкий в своей работе «Сталин»[784]. Каждый большевик от ближайших сотрудников Ленина и до провинциального рабочего должен был на опыте бесчисленных дискуссий, политических событий и действий убеждаться в превосходстве идей и методов Ленина»[785].

При этом, однако, Ленин никогда не рассматривался партией в качестве харизматического лидера. Харизма, т. е. всевластие и культ «вождя», который, как утверждала официальная пропаганда, наделён особым провидческим даром и не допускает в своих суждениях и действиях никаких ошибок, вырастала по мере отсечения от руководства и от партии всё новых членов ленинского Политбюро и концентрации в нём лиц, объединившихся на основе личной преданности Сталину. При этом официально провозглашаемая «монолитность» партии маскировала всё большее фактическое расслоение её на лиц, ненавидевших и презиравших «вождя», на людей, у которых ослеплённость верой в непогрешимость Сталина сочеталась с деморализованностью и запуганностью, и, наконец, на тех, кто состязался в лести и угодливости из-за шкурно-карьеристских соображений.

При Ленине «принцип личного вождизма совершенно не был известен партии. Она выделяла в руководстве отдельные наиболее популярные фигуры, окружала их доверием и восхищением, но привыкла знать, что руководство исходит из Центрального Комитета»[786]. Эта традиция была искусно использована Сталиным и его союзниками, которые противопоставляли на первых этапах внутрипартийной борьбы авторитет Центрального Комитета личному авторитету Троцкого и других лидеров оппозиции и требовали от каждого члена партии — под страхом исключения из неё и, следовательно, разрушения личной карьеры — безоговорочной поддержки любых решений «ленинского ЦК» (а на деле — большинства Политбюро, манипулировавшего Центральным Комитетом). Лишь когда была ликвидирована возможность всяких дискуссий и оппозиций в партии, эта традиция была отброшена и заменена культом Сталина, принимавшим всё более уродливые формы, а все составы «ленинского ЦК» на 80—90 процентов были подвергнуты физическому истреблению.

В известном смысле, «конечно, можно сказать, что сталинизм вырос из старой большевистской партии, ибо новые формации не падают с неба, а питаются формациями предшествующего периода. Но в старой большевистской партии было три элемента: революционная динамика пролетарского авангарда, централизованные организации и марксистская доктрина. Из всех этих трёх элементов сталинизм унаследовал только централизованную организацию, переключив её из классовой борьбы пролетариата на социальные интересы нового господствующего слоя. Формы, обрядность, фразеология, знамена остались до некоторой степени старые, и эта внешняя шелуха обманывает поверхностные взоры»[787].

Использование сталинизмом марксистской фразеологии мешало видеть коренное изменение политической доктрины. Повторение официальной пропагандой традиционных формул о ведущей роли рабочего класса, диктатуре пролетариата и т. д. камуфлировало изменение социальных функций государственной власти, ставшей орудием подавления рабочего класса не в меньшей мере, чем крестьянства и интеллигенции.

Даже единственный, на первый взгляд, сохранившийся элемент большевистской партии — централизованная организация — стал также служить принципиально иным социальным целям. При Ленине «партия в условиях величайших трудностей, грандиозных сдвигов и потрясений, каковы бы ни были колебания в ту или другую сторону, сохраняла необходимое равновесие элементов демократии и централизма. Лучшей проверкой этого равновесия явился тот исторический факт, что партия впитала в себя пролетарский авангард, что этот авангард сумел через демократические массовые организации, как профсоюзы, а затем Советы, повести за собою весь класс и даже больше, весь трудящийся народ. Этот великий исторический подвиг был бы невозможен без сочетания самой широкой демократии, которая даёт выражение чувствам и мыслям самых широких масс, с централизмом, который обеспечивает твёрдое руководство»[788].