В воспоминаниях о последних месяцах жизни Ленина, на которые пришлась партийная дискуссия, говорилось о существенном ухудшении его настроения. Входившая в состав персонала, обслуживающего Ленина, А. Кузнецова писала, что в эти «печальные дни… Ленин загрустил. Он перестал смеяться, шутить, погрузился в какие-то думы»[361]
. Другая обитательница Горок прямо высказывала предположение о том, что «роковой поворот в ходе болезни Владимира Ильича произошёл потому, что его взволновали неприятные известия, опубликованные в газетах. В то время нашей партии приходилось бороться против троцкистов»[362].Наиболее объективное подтверждение этих свидетельств мы находим в недавно опубликованном письме Крупской и М. И. Ульяновой в ЦК РКП(б), где говорилось: «Ввиду того, что дискуссия в газете волнует В. И., что может ухудшить его состояние, а не давать газет ему нельзя, — просим о перенесении дискуссионных статей в Дискуссионный Листок»[363]
.На следующий день Политбюро приняло по этому заявлению следующее постановление:
а) Предрешить перевод дискуссии со страниц «Правды» на страницы Дискуссионного Листка.
б) Срок перехода передать на разрешение Пленума ЦК.
в) Впредь до этого перехода ещё раз подтвердить необходимость вести дискуссию в наиболее спокойных и объективных тонах, исключающих какое бы то ни было обострение.
г) Сообщить эту резолюцию редакции «Правды» и других парторганов, на страницах которых ведётся дискуссия»[364]
.Однако пленум ЦК, который должен был определить «срок перехода», состоялся лишь 14—15 января 1924 года, а дискуссия продолжала вестись большинством в ещё более обострённых и предвзятых тонах. С 28 декабря «Правда» начала публиковать серию редакционных статей «Долой фракционность (ответ редакции ЦО т. Троцкому)», написанных Бухариным и содержавших особенно грубые и нелояльные выпады против Троцкого.
Новые волнения не могло не принести Ленину опубликованное 8 января 1924 года в «Правде» сообщение о состоянии здоровья Троцкого, где указывалось, что он 5 ноября заболел инфлуэнцией и что ввиду лихорадочного состояния и затяжного характера болезни, могущей принять более резкую форму, ему предоставляется отпуск с полным освобождением от всех обязанностей на срок не менее двух месяцев для специального климатического лечения. Это означало, что вслед за Лениным на длительное время отходит от активной политической жизни второй по значению лидер партии.
О том, что Троцкий был действительно болен, знали сравнительно немногие лица из его ближайшего окружения и из руководства партии. Люди же, далекие от жизни Кремля, подозревали, что это сообщение, появившееся в момент ожесточённой травли Троцкого в печати и отчётливо намечавшейся победы его противников в дискуссии, маскирует фактическую ссылку. О том, какое впечатление произвело сообщение «Правды», например, на писателя М. Булгакова, свидетельствует его дневниковая запись от того же дня: «Комментарии к этому историческому бюллетеню излишни. Итак, 8 января 1924 г. Троцкого выставили. Что будет с Россией, знает один Бог. Пусть он ей поможет»[365]
.Сходные подозрения (о том, что Троцкого «выставили») могли появиться и у Ленина, на собственном опыте убедившегося, на какие интриги способны триумвиры, и привыкшего к тому, что подлинная информация скрывается от него или же доходит до него в искажённом виде.
Следующим психологическим ударом по Ленину явились сообщения о ходе и итогах XIII конференции, окончательно подтвердившие поражение оппозиции.
На близость во времени двух факторов — знакомства Ленина с резолюциями конференции и наступившей на следующий день смерти — обращают внимание наиболее серьёзные зарубежные историки, посвятившие специальные работы загадке ленинской смерти. Выдвигая две версии возможного преступления Сталина — «медицинское убийство» (об этой версии пойдет речь в следующей главе нашей работы) и «психологическое убийство», — они в конечном счете склоняются в пользу второй версии.
В подтверждение её А. Авторханов напоминает, что задолго до смерти Ленина, «твёрдо знающий свою цель и своё дело, Сталин… отменил медицинский режим для Ленина, снял информационный карантин (кроме секретных материалов самого ЦК), разрешил визиты друзей Ленина, но строго следил за тем, чтобы Ленин не приезжал в Москву (за одну такую поездку Ленина в Кремль и на Сельхозвыставку в октябре 1923 г. Сталин пригрозил ему дисциплинарным взысканием Политбюро), а также не встречался с Троцким… Троцкий был единственным из членов Политбюро, который ни разу не посетил Ленина во время его болезни»[366]
.Сталин не мог не понимать, что Ленин, получивший доступ к официальной информации (текущим газетам и журналам, стенографическому отчёту XII съезда и т. д.), неизбежно будет испытывать страдания и волнения по поводу того, что внутренняя жизнь партии развивается в том направлении, которое он считал наиболее опасным для её судеб.