Была ли альтернатива? (Троцкизм: взгляд через годы)

Эта позиция нашла поддержку со стороны ряда руководителей зарубежных компартий. Лидер болгарских коммунистов В. Коларов заявил: «Я должен сказать вам, что самый источник ошибок, совершённых нашей партией, заключается в неприменении тактики единого фронта во всём её объёме»[412]. Критика левосектантских положений Зиновьева и его единомышленников содержалась и в выступлениях К. Цеткин. Однако на конгрессе победила позиция Зиновьева. В результате его сектантская установка вошла в резолюцию конгресса: «…Тактика единого фронта есть только метод агитации и революционной мобилизации масс для целого периода. Всякие попытки истолковать эту тактику, как политическую коалицию с контрреволюционной социал-демократией, являются оппортунизмом, отвергаемым Коммунистическим Интернационалом»[413].

В резолюции конгресса о фашизме подчёркивалось, что «при всё прогрессирующем распаде буржуазного общества все буржуазные партии и особенно социал-демократия принимают более или менее фашистский характер, прибегая к фашистским методам борьбы с пролетариатом… Фашизм и социал-демократия составляют два острия одного и того же оружия диктатуры крупного капитала. Социал-демократия поэтому никогда не может быть надёжной союзницей в борьбе пролетариата с фашизмом»[414].

После V конгресса Коминтерна Сталин и Зиновьев продолжали вести ошибочную линию на фактическую ликвидацию тактики единого фронта и тем самым — на раскол рабочего движения. Они последовательно ориентировали коммунистические партии капиталистических стран на нанесение главного удара по социал-демократии вообще и по её левому крылу в особенности. В статье «К международному положению» (сентябрь 1924 года) Сталин писал: «Социал-демократия есть объективно умеренное крыло фашизма. Нет основания предположить, что боевая организация буржуазии (фашизм. — В. Р.) может добиться решающих успехов в боях или в управлении страной без активной поддержки социал-демократии… Эти организации не отрицают, а дополняют друг друга. Это не антиподы, а близнецы. Фашизм есть неоформленный политический блок этих двух основных организаций…»[415]

Под влиянием Зиновьева и Сталина уже в первой половине 20-х годов в Коминтерне утвердилась идея о «социал-фашизме» как главном противнике коммунистов. Решением расширенного пленума ИККИ, состоявшегося в марте — апреле 1925 года, было признано считать недопустимым участие Радека, выступавшего против этой установки, в коминтерновской работе. В резолюции XIV конференции РКП(б) (апрель 1925 года) о задачах Коминтерна осуждалась поддержка Троцким, Радеком и их единомышленниками группы немецких коммунистов, «пытавшейся истолковать тактику единого фронта как тактику коалиции с социал-демократами». В таком истолковании усматривалось «действительное расхождение ленинской линии Исполкома Коминтерна с троцкизмом»[416].

Другой «новацией» Зиновьева и Сталина в вопросах международного коммунистического движения было выдвижение и усиленное внедрение в жизнь с 1924 года линии на «большевизацию» всех остальных коммунистических партий. Эта «большевизация» понималась как построение структуры и организации этих партий по образу и подобию того партийного режима, который сложился в РКП(б): жесточайший централизм, безусловное подчинение всех коммунистов директивам, идущим от центра, в данном случае — от руководства Коминтерна, полностью подчинённого к тому времени кремлёвской олигархии. Таким образом, ещё до выдвижения теории о победе социализма в одной стране, приведшей к изображению Советского Союза идеальной моделью для коммунистов всего мира, такой моделью стала коммунистическая партия в СССР.

Руководствуясь фракционными и амбициозными соображениями, руководство Коминтерна во главе с Зиновьевым и Сталиным уже с конца 1923 года развернуло борьбу с теми лидерами, партиями и группами в международном коммунистическом движении, которые в какой-либо форме указывали на ошибки Исполкома Коминтерна и солидаризировались с русской оппозицией. В этом отношении показательна серия ударов, нанесённых в 1923—1924 годах по компартии Польши.