Была ли альтернатива? («Троцкизм»: взгляд через годы)

О поразительной слепоте Зиновьева и его ближайших союзников свидетельствует обнародованное на XIV съезде заявление секретаря одного из райкомов Ленинграда: «О Троцком разногласия идут в такой плоскости: т. т. Зиновьев, Каменев, Крупская и вся ленинградская организация стремятся к тому, чтобы окончательно добить троцкизм. Т. т. Сталин, Молотов, Бухарин, Калинин и прочие хотят ввести (на XIV съезде.— В. Р.) Троцкого не только членом ЦК партии, но даже намечают его вновь в Политбюро ЦК. Печатаются все его речи и статьи, без всяких примечаний, помещаются различные его доклады, вовсю распространяются его книги и брошюры, одним словом, вновь при таком послаблении дают жить троцкизму» [502]. На Ленинградской губернской партконференции, непосредственно предшествовавшей XIV съезду, Зиновьев, зачитывая положения резолюции Московской губпартконференции о возникших в партии «капитулянтских» и «пораженческих» настроениях, несколько раз говорил: «В кого, вы думаете, здесь стреляют? В Троцкого? Ничего подобного» [503].

В духе этих заявлений была выдержана и принятая на Ленинградской конференции декларация, в которой говорилось: «На Московской губпартконференции раздавались речи о том, что Ленинградская организация и её руководство страдают неверием в силы рабочего класса, заражены хныканьем и т. д. и т. п. …До сих пор мы наблюдали враждебное отношение к нашей организации лишь со стороны врагов ленинизма, особенно в период двух последних дискуссий с троцкистской оппозицией» [504]. Такого рода настроения, активно выражавшиеся в Ленинградской организации в ходе подготовки к съезду, дали повод Сталину вновь проявить себя «миролюбцем» и в «качестве члена президиума конференции», направить в её адрес письмо, в котором выражалась забота о «единстве ленинцев». «…Особенно тревожными,— заявлял он в этом «миротворческом» письме,— кажутся мне выступления некоторых товарищей в последние дни на вашей конференции с речами, призывающими к открытой борьбе на партийном съезде» [505].

По-прежнему находясь в изоляции внутри Политбюро, лишённый каких-либо личных контактов с лидерами обеих формирующихся фракций, Троцкий перед XIV съездом в своих дневниковых записях отмечал ненормальный характер предсъездовской дискуссии, обусловленный сложившимся аппаратным режимом в партии. «Чрезвычайная трудность, по крайней мере на данной стадии, определить реальное классовое существо разногласий, порождается совершенно небывалой ролью партийного аппарата, далеко оставляющего в этом отношении позади даже то, что было год тому назад,— писал он за неделю до открытия съезда.— Достаточно только продумать значение того факта, что в Ленинграде была принята единогласно или почти единогласно резолюция, направленная против ЦК, в то время, как московской организацией единогласно, без единого воздержавшегося, принята резолюция, направленная против Ленинграда [506]. Совершенно очевидно, что решающую роль в этом поразительном факте играли местные обстоятельства, коренящиеся в составе и в работе партийно-секретарского аппарата, а не в жизни самих масс. Известные массовые настроения, лишённые возможности сколько-нибудь правильно преломляться через массовые организации, профессиональные союзы, партию, доходят глухими и обходными путями или путями потрясений (стачки) до партийных верхов, дают те или иные толчки мысли и закрепляются затем уже по воле правящего в данной области аппарата» [507].

В своих заметках Троцкий различал две стороны в деятельности «ленинградской верхушки». С одной стороны, он считал справедливым накопившееся в партии чрезвычайное недовольство этой верхушкой за её агитаторскую крикливость, комиссарский тон по отношению ко всей партии, установленный в Ленинграде бюрократически-нажимный режим, вышвырнувший из города и рассеявший по всей стране многие сотни работников. С другой стороны, за демагогией, поисками популярных лозунгов, приёмами аппаратной обороны «ленинградских верхов» он видел извращённое выражение «политической тревоги наиболее передовой части пролетариата за судьбу нашего хозяйственного развития в целом и за диктатуру пролетариата» [508].

Между тем, аппаратная подготовка съезда продолжалась. Характерно, что Сталин отверг предложение своих союзников послать на Ленинградскую губпартконференцию несколько членов ЦК, чтобы сообщить коммунистам точку зрения большинства ЦК. Будучи уверенным, что ленинградская делегация окажется на съезде в полной изоляции, Сталин был заинтересован в её единодушном выступлении и последующей столь же единодушной негативной реакции большинства съезда на это выступление.