Была ли альтернатива? («Троцкизм»: взгляд через годы)

Ленинские предостережения об угрозе раскола, как мы увидим дальше, явились неожиданными и не были в должной мере оценены не только рядовыми членами партии, но и значительной частью её руководителей. Ленин, знавший лучше, чем кто-либо, и историю партии, и подспудные тенденции, и конфликты в её руководстве, пришёл к выводу, что раскол партии возможен в результате действия ряда, на первый взгляд, случайных и незначительных обстоятельств. Очевидно, в последние месяцы своего участия в политической деятельности он подверг глубокому переосмыслению огромное количество фактов, лишь часть из которых стала известна нам, да и то — в самое недавнее время.

В этом отношении существенный интерес представляют сообщённые в 1989 году ветераном немецкой компартии И. Штейнбергером факты, о которых он узнал в конце 30-х годов от старых большевиков, находившихся вместе с ним в сталинских тюрьмах. Один из них рассказал ему о своей беседе с Н. А. Скрыпником, из которой следовало, что Сталин в 1921 году использовал любую возможность, чтобы настойчиво внушать Ленину о якобы угрожающих партии опасностях из-за того, что он не располагает твёрдым большинством в Центральном Комитете, и о том, что Сталин — единственный человек, способный обеспечить Ленину такое стабильное большинство. Аналогичные сведения сообщил и В. И. Невский, считавший, что введение поста генсека и назначение на него Сталина объяснялось тем, что в ходе профсоюзной дискуссии он перехитрил Ленина, с помощью ложных слухов убедив его в угрозе расщепления партии на фракционные группировки. Невский говорил, что в 1922 году он высказал Ленину свои сомнения по поводу этих сталинских интриг, но Ленин заверил его, что решения об ограничении дискуссий в партии недолговечны и что он внимательно следит за деятельностью Секретариата. По словам Невского, позднее Ленин глубоко сожалел о том, что доверился Сталину, и стремился исправить эту свою ошибку в «Завещании» [55].

Определённые подтверждения этих свидетельств содержатся в заключительной речи Троцкого на октябрьском объединённом пленуме ЦК и ЦКК 1923 года. Троцкий вспоминал, что после X съезда у Ленина некоторое время существовало опасение, что он, Троцкий, создаёт свою фракцию. «Когда я это почувствовал,— говорил Троцкий,— я явился к нему специально для того, чтобы сказать, что ничего подобного нет. У нас был с ним длинный разговор, и мне кажется, что я его убедил, что никаких группировок и фракций я не создаю и что у меня этого и в мыслях нет» [56].

С середины 1921 года развёртывается всё более доверительное сближение Ленина с Троцким. Ни в одном ленинском документе после X съезда мы не встречаем хотя бы малейшего выражения недоверия, недружелюбия и отчужденности по отношению к нему. Многочисленные письма Ленина Троцкому этого периода, затрагивающие широкий круг теоретических, внутриполитических, партийных, коминтерновских проблем, неизменно выдержаны в уважительно-товарищеском тоне. В письмах, рассылаемых членам Политбюро, и в публичных выступлениях того времени Ленин высоко оценивал качества Троцкого в области дипломатии и военного дела, с одобрением писал о его выступлениях по вопросам новой экономической политики, философии и т. д.

Пожалуй, единственный вопрос, по которому позиция Троцкого вызывала у Ленина в этот период сомнения,— этот вопрос о роли Госплана. Однако в предназначенном для XII съезда письме «О придании законодательных функций Госплану» (декабрь 1922 года) Ленин писал: «Эта мысль выдвигалась тов. Троцким, кажется, уже давно. Я выступил противником её… Но по внимательном рассмотрении дела я нахожу, что, в сущности, тут есть здоровая мысль… В этом отношении, я думаю, можно и должно пойти навстречу тов. Троцкому…» [57]

Но и ранее Ленин прилагал немало усилий для опровержения упорно муссировавшихся на протяжении целого ряда лет слухов о якобы кардинальных политических разногласиях и недоброжелательных отношениях между ним и Троцким. По поводу этих разговоров, получивших в первые годы Советском власти широкое хождение в народе, и Ленин, и Троцкий дали публичную отповедь ещё в начале 1919 года, причём Ленин писал, что это «самая чудовищная и бессовестная ложь, распространяемая помещиками и капиталистами, или их вольными и невольными пособниками» [58]. Однако эти слухи искусно раздувались и в последующие годы, причём становилось всё яснее, что дело идёт о преднамеренной интриге, идущей из верхов партии. О реакции Ленина на всё это выразительно рассказал Горький в первом варианте очерка «В. И. Ленин»:

«…Даже о тех, кто по слухам — будто бы не пользовался его личными симпатиями, Ленин умел говорить, воздавая должное их энергии.

Удивленный его лестной оценкой одного из таких товарищей, я заметил, что для многих эта оценка показалась бы неожиданной.

„Да, да — я знаю! Там что-то врут о моих отношениях к нему. Врут много и, кажется, особенно много обо мне и Троцком“.