Была ли альтернатива? («Троцкизм»: взгляд через годы)

Уже в конце 20-х годов левая оппозиция доказывала, что Сталин и его приспешники взяли на вооружение метод амальгамы для обвинения оппозиционеров в сотрудничестве с антисоветскими силами. В 30-е годы Троцкий говорил о сталинских амальгамах в более широком смысле — как о провокационном отождествлении большевиков — противников сталинизма — с контрреволюционными заговорщиками, террористами, диверсантами, шпионами иностранных разведок. Этот метод служил главным орудием обмана советского народа и прогрессивной зарубежной общественности с целью обеспечить их доверие к самым страшным репрессивным акциям против «врагов народа». В дальнейшем точно так же амальгамировались глубоко разнородные силы: власовцы, полицаи — и не запятнавшие себя сотрудничеством с гитлеровцами военнопленные, прошедшие через ад фашистских концлагерей; участники крестьянских восстаний конца 20-х — начала 30-х годов — и «раскулаченные» в порядке очередной разнарядки середняки; бывшие хозяева царской России, ненавидевшие Октябрьскую революцию, которая отняла их привилегии,— и коммунисты, отважившиеся на критические суждения о сталинском руководстве; участники белогвардейских заговоров — и обыватели, пострадавшие за неосторожное слово; организаторы и члены националистических бандформирований — и подвергнутые безжалостной депортации целые народы.

Не менее произвольны и пущенные в оборот антикоммунистическими силами «сталинистские амальгамы навыворот», которые объясняют все трагические явления послеоктябрьской истории, в том числе все ужасы сталинизма, некими свойствами и пороками, якобы изначально присущими большевистской партии. Разоблачая такого рода исторические версии, возникшие в ходе дискуссий 30-х годов об истоках и природе сталинизма, Троцкий доказывал, что подобные амальгамы базируются на идеалистических представлениях о большевистской партии, как неком всемогущем факторе истории, оперировавшем в пустом пространстве или с аморфной массой и не испытывавшем сопротивления социальной среды или давления извне.

Значительную роль в формировании этих версий сыграли бывшие ортодоксальные коммунисты, порвавшие под влиянием трагических событий 30-х годов с коммунистическим движением и отрекшиеся от марксизма. Их суждения были подхвачены профессиональной советологией, формирование которой на Западе началось после второй мировой войны. В 40—50-х годах появились сотни работ, в которых проводилась мысль о фатальной предопределённости сталинизма характером большевистской партии и Октябрьской революции. «Ранняя» западная советология отличалась поразительным единодушием в интерпретации проблемы соотношения между большевизмом и сталинизмом. «Пережив подъём и падение различных методологий и подходов, это единодушие утвердило следующий примитивный вывод: не существует никаких принципиальных различий, никакого логического несоответствия между большевизмом и сталинизмом, которые в политическом и идеологическом отношении представляют собой одно и то же» (С. Коэн) [3].

Такое единство взглядов объяснялось тем, что академическая западная советология, оперировавшая значительно большей совокупностью фактов, чем официальная советская историография, тем не менее также испытывала серьёзные идеологические ограничения. В обстановке «холодной войны» она исполняла определённый «социальный заказ» и в силу этого страдала собственной идеологической зашоренностью. Лишь начиная с 70-х годов, в ней произошли заметные перемены, наметился отход от прежних парадигм, поворот к более объективному освещению советской истории. Этот поворот привёл наиболее серьёзных исследователей к признанию исторической «пропасти» между большевизмом и сталинизмом.

Казалось бы, разоблачение культа личности Сталина на XX съезде КПСС должно было способствовать аналогичному плодотворному процессу в СССР и привести к разрушению бесчисленных исторических мифов, пущенных в ход сталинской школой фальсификаций. Однако две первые волны критики сталинизма в СССР (после XX и XXII съездов партии), направляемые Хрущёвым — в прошлом одним из наиболее верных сталинцев,— оставили в неприкосновенности главные мифы, насаждённые этой школой. В докладе «О культе личности и его последствиях» на XX съезде КПСС Хрущёв положительно оценивал «большую борьбу против троцкистов, правых, буржуазных националистов», чья линия якобы «вела к реставрации капитализма, к капитуляции перед мировой буржуазией». Он позитивно оценивал роль Сталина в этой «необходимой» борьбе «с теми, кто пытался сбить страну с единственно правильного, ленинского пути…» [4] В соответствии с такой трактовкой внутрипартийной борьбы Хрущёв объяснял происхождение «культа личности» лишь отрицательными личными качествами Сталина, якобы получившими развитие только после 1934 года.