Были 90-х. Том 1. Как мы выживали

Толпа давит со всех сторон. Скованные цепями металлические ограждения скрипят и шатаются. Наступает час открытия. Чей-то вопль: «Время!», «Хватит нас тут держать!» Кто-то изнутри с опаской отпирает двери, люди скопом устремляются в магазин, отчаянно рвутся, толкаясь всем телом, работая локтями, будто первым вломившимся в зал полагается миллионный приз. Рассыпаются по отделам, образуют плотно сбитые очереди… Сметают ВСЕ. Нужное и ненужное, без разницы. Свитера деревенской вязки, столовые сервизы ленинградского фарфора, дрянную бытовую технику, одеяла и подушки, студенческие кеды, кофты и пальто — часто не своего размера, хватают без примерки, лишь бы ВЗЯТЬ: если не подойдет тебе, перепродашь соседу, и время, время уходит, нужно успеть еще в три очереди в разных отделах универмага, потеряешь очередь — становись в хвост снова, так можно и вовсе уйти без покупки! Все потные, расхристанные, ошарашенные… Кругом хриплые, яростные голоса, багровые от жары и напряжения лица, бешеные, бессмысленные глаза; от людей прет волна животной какой-то злобы к окружающим, что мешают протиснуться, посмотреть, оценить, приобрести.

Кое-что мы купили тогда, причем даже и не только из вещей первой необходимости. Но я вернулся домой больным совершенно и сказал матери: НИКОГДА больше я не позволю себе вмешаться в толпу. До сих пор тяжело вспомнить то безумие, нерассуждающий порыв неизвестно к чему и эту злобу, море, океан свирепой злобы… И до боли жаль тех людей, запутавшихся, растерянных перед новыми реалиями, людей, что утрачивали человеческую душу от страха, что если сегодня, сейчас не обеспечат себя и своих близких, завтра это может оказаться и вовсе невозможным.

В начале девяностых многим пришлось освоить совершенно незнакомые им прежде специальности…

Вы еще помните ассоциации, которые в восьмидесятые вызывало у вас слово «спекуляция»? Воображение сразу рисовало каких-то цыганок, потных дядек и теток у метро, молодых людей, хорошо одетых, но настороженных, всегда с втянутой в плечи головой и бегающим взглядом. Услугами таких личностей пользовались — нельзя было не пользоваться, если требовалось достать хорошую вещь, — но самих их презирали. Слово «спекулянт» было бранным, оскорбительным. Перепродавать какую-либо вещь с переплатой считалось недостойным. С каждым случалось: человек, «оторвавший» после стояния в длинной очереди нечто добротное кому-то из домашних — женское пальто, мужскую меховую шапку или детские туфельки, — не угадывал с размером или фасоном, и от неудачной покупки следовало избавиться. Перепродавали такую вещь, как правило, только знакомым, в крайнем случае знакомым знакомых, да еще чек вкладывали в упаковку или коробку, чтобы, не дай бог, не оказаться заподозренными в жажде наживы! Перепродажа была не более чем способом вернуть потраченные деньги.

С началом же «дикого рынка» спекулянтами вынуждены были сделаться практически ВСЕ. Продавали или меняли талоны на промтовары. Старушки из никогда в жизни не куривших семей поневоле узнавали, чем отличаются папиросы от сигарет, обучались распознавать табачные марки и их сравнительную ценность на черном рынке. «Толкали» за живые деньги подарки от родственников, уехавших за границу. И все это — ломая, перебарывая себя, сдирая вместе с кожей лохмотья прежних этических представлений. Нынешние молодые люди не поверят, а скорее, просто не поймут, о чем вообще речь; но тогда победное шествие торгашества по стране еще только начиналось, и тем, кого обстоятельства заставили заниматься тем, что еще вчера называлось «спекуляцией», было действительно СТЫДНО.

В семье знакомых имелся довольно стабильный источник побочного дохода: им периодически «подбрасывали» приглашения в салон элитной косметики. Не помните, что это такое? Когда в Москве открывались первые торговые точки всемирно известных брендов, доступ в них был ограничен — то ли для борьбы с черным рынком, то ли из боязни, что озверелая толпа снесет весь товар разом вместе с магазином. Распространялись так называемые «приглашения», с ним чинно и мирно можно было войти в не запруженный народом благоуханный парадиз, средоточие дамских мечтаний. Естественно, сотрудники салонов приторговывали «приглашениями» и сами, и находили «распространителей» среди достойных доверия лиц. Иногда за процент, иногда безвозмездно в качестве поддержки для близких родственников. Мои знакомые относились к последней категории. Но та, от кого я слышал эту историю, признавалась: когда решилась продать полученное приглашение в первый раз, чтобы на эти деньги сделать подарок маме на день рождения, она, девочка из интеллигентной семьи, чувствовала себя прямо-таки Соней Мармеладовой.

А спустя очень короткое время продажа приглашений почти на два года сделалась чуть ли не единственным источником дохода для семьи: родители работали в государственном секторе, и как раз в это время там начались чудовищные задержки выплат, зарплату за май давали, например, в сентябре и так далее.

Что можно сказать… Как пишет Александр Бушков, «это было».