Несколько раз мне приходилось вылезать из кабины «КрАЗа» в глинистую грязь и таежный сумрак, смотреть, как Игорь на машине осторожно ползет, накренившись, по скользкому склону. Отслеживать каждый метр движения. Тогда мы даже говорить боялись. Только жестами давали друг другу понять, как ехать или вовсе остановиться.
Доставили мы те сыры и колбасы в целости и сохранности в алмазный край, город Мирный. Выгрузились на складах. Отоспались малеха. И надо назад, в домашние края, груз искать. А что оттуда, из Якутии, везти-то? Не меха же песцовые с красной икрой и не алмазную руду в продуктовой будке. Кое-как нашли какой-то металлолом, всего-то тонн шесть. Лишь бы бесплатно порожняком такой тягач не гнать в обратный путь.
Мой друг Игореха у коммерсанта, прилетевшего самолетом, получил все денежки за рейс в оба конца. И выдает мне речь:
— Андрюха, машину ты не вел, за рулем не сидел, а порожняком я ее и сам быстренько назад отгоню. — Не намекает, а прямо говорит, что деньги за рейс делить со мной не собирается.
Вроде как я просто с наслаждением и комфортом попутешествовал на полу «КрАЗа». Мне вот тогда и понятно сразу стало — чего он такой мрачный да угрюмый по парому-то ходил. Делиться неохота, зачем ему теперь лишний пассажир.
Ничего ему не ответил. Просто забрал свой термос с чаем и ушел без денег к тому попутчику, который меня на сплаве приютил… Он с Абакана, сколько может, подбросит. А с Красноярска как-нибудь на попутках доберусь. Добрых людей много еще на Руси, особенно среди простых работяг. А вот ехать назад неделю рядом с таким жлобом я бы не смог.
Так закончилась наша дружба с Игорехой. Больше его не встречал. Да и не хочется…
Денег я не заработал, но столько красот живой природы повидал, людей интересных. Рассказов прекрасных и поучительных о суровой жизни дальнобойщиков наслушался. Ни о чем не жалею!
Мало, наверное, кто сам постоял на краю огромной алмазной кимберлитовой трубки «Мир». Там дыхание от восторга и величественного страха захватывает. А я постоял!
Владимир Бородкин
Сменил массу профессий, среди которых: подкатчик, озеленитель, пастух, слесарь, фарцовщик, сторож, дворник, ночная няня, грузчик, лаборант, манекенщик, таксист, диск-жокей, кинолог, заводчик, перегонщик машин, страховой агент, писатель, маляр, разнорабочий, офицер, генеральный директор.
По ухабам 90-х
В дугу сгибало… Бился от бессилия! Лечило время, что-то забывал…
Колючая полоса жизни впивалась, рвала душу, тянулась иглами отчаяния к сердцу, пытаясь парализовать, убить, но мы не останавливались, упорно двигаясь вперед по ухабам 90-х!
Нас было пятеро, решившихся на перегон машин Эссен — Самара. Первого потеряли в Москве. Все вышли, а он задержался в привокзальном туалете. Не выдержав ожидания, вернулись за ним, увидев его лежащим на грязном кафельном полу, связанным, с кляпом во рту. Ему брызнули из газового баллончика в лицо и оглушили. Он был пустой, как барабан, обчистили до последней копейки. Мы скинулись ему на билет до Самары.
Второго потеряли в Польше. Он увязался за симпатичной попутчицей, остался с ней на ночь в соседнем купе. Свое мы закрыли, ручку двери обмотали веревочным тросом, который предусмотрительно взяли с собой в дорогу, конец завязали за ножку столика. Ночью громилы прошлись по вагону, через трубку, просунутую под дверь, закачивали усыпляющий газ в купе, открывали двери и обчищали всех до нитки. Мы тоже заснули от газа, но дверь открыть они так и не смогли. Уже второму скидывались на обратный билет. Он прощался с нами, а мы ощущали его страх и сильнейшую дрожь в руке. Все деньги на поездку он занял под большие проценты у крутых.
Третьего мы потеряли в Германии, в последней точке своего маршрута — Эссене. Он был очень напряжен перед приездом в этот знаковый для него город. Здесь познакомились его мать и отец, когда во время войны сидели в концлагере. Мы вышли на пустынный перрон. Из перехода навстречу нам шагнули четыре тени. Каждый почувствовал, как в печень ему уперлось острие длинной заточенной отвертки. Разговор был короткий. Сто марок с каждого, и дорога свободна. Он выбил локтем заточку и кинулся вниз по ступеням перехода. Там его встретили семеро. Отвертки проткнули нам куртки, жалом впившись в кожу, выпуская наружу теплые капли крови. Отдали молча по сто марок. Его обобрали до ноля, усмехаясь, положили в нагрудный карман марки на обратную дорогу.