Были 90-х. Том 1. Как мы выживали

Странные и страшные были годы. То ОМОН перепутает офис, сперва всех закошмарит, а потом извинится и уйдет. То знакомую старушку на Пушкинской взорвут. Но больше мучили не внезапности, а неопределенность. Когда мотаешься не один месяц по объявлениям, тащишь у ребенка из копилки на проезд до бюро по трудоустройству, халтуришь на рынках, пытаешься хоть коготком зацепиться хоть за какой то доход. А то ты вдруг финансовый директор! Но в любом случае та простая работа в универмаге за прилавком вспоминается каким-то светлым пятном среди всяких стрелок-разборок и безнадеги. 90-е радовали нечасто.

Сергей Ломакин

Благовещенск

До 90-х, в 90-е и после них — военнослужащий Вооруженных сил РФ, в настоящее время — военный пенсионер.

Ты помнишь, как все начиналось? Быль из военной жизни

В тот августовский день старпом начальника разведки дивизии Саня Орлов заступил на дежурство. Дивизионный химик Некрасов, которого Саня менял, не вынимая обоймы, перед тем как поставить пистолет в сейф, проверил, нет ли патрона в патроннике — процедура, обычная перед сдачей оружия, — нажал на спуск. Пуля, обдав лицо Сани ветерком, ушла в стену, а химик от неожиданности выронил пистолет на стекло, которым был покрыт стол. Стекло разлетелось. От неожиданности случившегося химик Некрасов осел на стул, тупо глядя на дырку в стене. Дежурку — старый дореволюционный подвал, переоборудованный в бункер, — заполнила сизая пороховая гарь. В общем, надо было как-то скрыть следы происшедшего, и химик, посетовав на нелегкую офицерскую судьбу, вместо того чтобы идти домой спать, пошел шакалить патрон, стекло и какой-нибудь прибамбас, чтобы замазать дырку.

Через час последствия были ликвидированы. Начальник штаба, Пал Палыч Петренко, полковник с сизой порослью на квадратной голове, катая по столу карандаш, принял доклад о смене дежурства. В то славное время каждый тащил, что мог, в особенности если что-то мог, а Пал Палыч мог, и даже очень. Одним словом, смену разрешил, не забыв напомнить, что вокруг штаба, прямо в близлежащем парке, встал лагерем цыганский табор — хрен этих цыган знает, в штаб пролезут, в «секретку», потом ищи-свищи. Зачем цыганам военные секреты — он умолчал, но счел нужным на всякий пожарный внимание на этом заострить. Дежурство обещало быть спокойным: комдив в отпуске — кот из дома — мыши в пляс.

В пляс пустились начальники служб, и часам к десяти в штабе остались женщины-машинистки, разудалые девки-телефонистки — и остальная штабная мелочь, по самое не хочу озадаченная своими начальниками, убывшими по своим начальническим делам. Остался и Пал Палыч. Он был, так сказать, на хозяйстве: ремонтирующие «ЛуАЗик» прапора требовали контроля, ибо к злоупотреблению и выходу из рабочего состояния с плавным переходом в нерабочее были весьма и весьма склонны. Ну и опять же цыгане. Из окна кабинета он созерцал табор, цыганки варили еду, грязные голопузые дети ползали под забором штаба — все эти дела внушали ему определенную тревогу. Куда уж тут слиняешь. И до обеда еще ой-ей-ей сколько времени…

Попив чайку, Саня трепался с помощником о том, что химик учудил при смене, о текущем моменте, который, на радость врагам перестройки, был не ахти — дивизия разваливалась на глазах, в полках царил бардак… По черно-белому телику в дежурке показывали какую-то фигню про то, как перестройка и гласность широко шагают по стране, и вдруг, в 12 часов, вся эта мура резко прекратилась и пошло чудо советского балета — «Лебединое озеро». Не успели Саня с помощником — старлеем из отдела тыла — насладиться танцем маленьких лебедей, как по громкой связи оперативный дежурный штаба округа голосом одуревшего робота проорал о том, чтобы во всех частях личный состав посадили перед телевизорами — будет передано важное правительственное сообщение.