— Поляков Яков Соломонович, — нашел нужным представиться посетитель, ожидавший, что его громкое имя сразу преобразит мрачную рожу хозяина в приветливо осклабившееся лицо.
Однако этого не случилось. Яковенко вежливо сказал «здравствуйте» и указал на стул перед столом. Поляков сел, чувствуя себя несколько выбитым из привычно самодовольного состояния.
— Имею к вам, как к знатоку наших законов, — церемонно начал Поляков, — один вопрос, разрешить который можете только вы.
Он замолчал, ожидая знаков одобрения или радости за столь лестное мнение. Но Яковенко равнодушно молчал, выжидающе глядя на Полякова. Поэтому тот, несколько сбившись, поспешил изложить суть вопроса. В самом ли деле обязателен вызов на торги владельца имения, если оно продается за невыкуп залога? Вот и все. Собственно, Поляков знал, что вызов — обязателен, для этого у него в его практике было достаточно примеров, но ведь уже несколько лет, как он отошел от дел, а правила так часто меняются!
Ничуть не удивившись вопросу, Яковенко равнодушно подтвердил:
— Да, вызов в этих случаях обязателен не меньше, чем, скажем, вызов в суд или к следователю. Есть еще вопросы?
— Нет, благодарю вас, — осанливо кивнул головой Поляков.
Он поднялся и полез в боковой карман визитки за бумажником. Однако Яковенко сердито сказал:
— Я за краткие советы… такого рода гонорара не беру. Детский вопрос!
Поляков с достоинством поклонился и вышел, проклиная в душе «этого нахала». Вместе с тем Поляков испытывал радость, узнав, что закон остался незыблем и что, стало быть, у него и в самом деле немалый козырь против разоривших его людей. Главным был, конечно, директор местного отделения так называемого Крестьянского банка, а в действительности — банка чисто помещичьего, немец Нентцель. Нет сомнения — в этих делах Поляков был силен, — что Нентцель устроил фальшивые торги на имение не ради обогащения банка, а для обогащения собственного. Мало ли путей «выкупа» и прочих способов оформления на свое имя оставленного за банком имения! Это и хорошо и плохо. Хорошо потому, что легче запугать лицо, чем учреждение. Плохо потому, что лицо будет больше держаться за миллион, чем банк. Но тут на помощь Полякову должно прийти некоторое тонкое обстоятельство…
Поляков, в пальмерстоне внакидку, быстро, молодо вышел на улицу и, садясь в свой роскошный экипаж, бодро крикнул Кузьме Денисычу:
— К генералу Клунникову!
Кузьма Денисыч сделал почти невидимое движение вожжами. Рысак понесся.
На этот раз Кузьма Денисыч что-то не рассчитал, и экипаж замер шага на три дальше внушительного парадного подъезда предводителя дворянства Таганрогского округа генерал-лейтенанта Клунникова. В рассеянности мыслей и чувств Поляков не заметил этого промаха.
— Подождешь, — бросил он, выпрыгнув из коляски и направляясь к двери, которую распахнул перед ним швейцар в ливрее.
— Дома? — на ходу спросил Поляков.
— Так точно, дома, ваше превосходительство, — почтительно доложил швейцар, принимая на руки сброшенный Поляковым пальмерстон. — Пожалуйте наверх.
Поляков, одернув модную кургузую визитку, почти без одышки поднялся по широкой лестнице на второй этаж, где с почтительным поклоном пожилой лакей провел его в приемную предводителя.
«Посмотрим, посмотрим, заставит ли этот старый дурак меня ждать», — подумал Поляков, шагая по голубому французскому ковру приемной. Но нет, ждать его не заставили.
Массивная белая дверь с позолотой распахнулась — и на пороге показалась солидная фигура в серой генеральской тужурке. Четырехугольное лицо с крупным носом и бобриком стриженными густыми седыми волосами было сейчас полуопущено в вежливом поклоне. В конце концов, согласно табели о рангах, и хозяин и посетитель были в равных чинах: хозяин — генерал-лейтенант, а гость — тайный советник, оба — особы третьего класса, оба — обладатели ряда привилегий, в том числе — права требовать выезда всего состава суда к себе на дом, коли суд пожелает их допросить как свидетелей.
Однако сверх всего Клунников был предводитель дворянства, а Поляков — дворянин в силу полученного чина, по… Да, здесь было очень серьезное «но».