Были и былички

А когда на сносях была и, видно, организм больше витаминов для щеночков требовал, стала приворовывать кое-что из наших продуктов, да так ловко, что не сразу и заметишь. Вот как-то, зная это, поставили воскресный торт от неё подальше на шкаф, а сами все в кино отправились. Вернулись, первым делом на коробку глянули, нет, всё в порядке, только чувствуем по Бэллиному поведению, что набедокурила, а грех свой напускной лаской прикрывает, наперёд подлизываясь. А вскрылось всё, как за стол сели чаёвничать. Торт открыли, а там, батюшки-светы, хоть шаром покати, всё чертовка подмела. И как это она на шкаф с тахты забралась, и, главное, коробку потом аккуратненько закрыла, до сих пор тайна великая есть.

При всём при том дело своё сторожевое туго знала и дом, и всех нас, грешных, до самозабвения берегла. Да никто при ней на нас и вякнуть бы не решился, она в случае чего лишь верхнюю губу слегка приподнимет да покажет клык с мизинец толщиной и всем всё сразу ясно. А тут как-то водопроводчик наш домашний пришёл кран поправить, а мать у соседки сплетничала, так она ему ключ от нашей квартиры вручила, сказав, дескать, занята я, Вася, ты и сам разберёшься, а собаку хорошо знаешь. Через час домой вернулась, а там дядя Вася у порога сидит и с Бэллой от скуки лясы точит, притом рука его накрепко в пасти собачьей зажата. Оказалось, пустить-то его пустили и работу сделать дали, а вот выпустить без хозяев, извини-подвинься.

Вот такая собачка была. Жаль, родители уехали в долговременную командировку за границу, остался я с бабушкой, а Бэллу отдали друзьям в хорошие вроде бы руки, да слышал я, долго не прожила.

Рояль

В далёком детстве меня, почитай, каждое лето отправляли к ленинградской бабушке на дачу в селе Валговицы, что на полпути от

Питера к Ивангороду, что бок о бок граничит с эстонской Нарвой. Край тот благодатный, много озёр голубизны необычайной, леса густые, но светлые и очень грибные. Народ местный приветливый и улыбчивый, а характерная черта его – то, что любит своих стариков и ещё боле почитает бабушек. Вот и соседняя нам деревушка (в полутора километрах всего) называется Бабкино, подберёзовик зовут тут обабок, а "ведьмины круги" (скопления благородных грибов на лесных опушках)

– бабушкиными кругами.

Дачей нашу избушку на курьих ножках можно назвать с большой натяжкой. Выйдя на пенсию, купила моя бабушка по отцу заброшенную деревенскую баньку с дырявой крышей, помнится, за 250 целковых, всем миром крышу залатали, пристроили малюсенькую терраску, соорудили из подручных материалов уютный сортир, посадили пяток яблонь, пару слив и грушу, развели цветник, вспахали огородец, вот и получилась дача.

Спали все, кроме бабушки, на чердаке, сплошь устеленном соломенными тюфяками. Так что при случае можно было прихвастнуть, что дача у нас двухэтажная. А собиралось там в сезон отпусков до 15 родственников с чадами и домочадцами. Как говорится, в тесноте, да не в обиде.

Обида всё же была. Напротив, в каких-нибудь двадцати шагах, привольно раскинулся одичавший вишневый сад бывшей церковной усадьбы дедушки моей бабушки, а стало быть моего прапрадедушки, который был батюшкой в сельской церкви и попал под горячую руку и карающий меч революции. От дома и церкви и помина не осталось, а сад всё пережил и выстоял. Поэтому и куплена была банька в том месте и бабушка со слезами умиления рассказывала, какой хороший был дедушка, хлебосольным и просторным – его дом.

А ещё подальше, вверх по косогору, стояла когда-то барская усадьба, вся белая, с колоннами в викторианском стиле, с каскадом прудов и зеркальными карпами в них, с купальнями, отдельно господской и для простого люда. От усадьбы осталась лишь груда мусора да заболоченный нижний пруд, в котором рисковали купаться лишь мы, малышня пузатая, да водились раки.

Заправляла всем, конечно, бабушка, дисциплина была строгая, у каждого – свои обязанности. Моей самой нелюбимой было тащиться по утрам спросонья за парным молоком к бабе Марфе. Заходя в горницу, каждый раз удивлялся странной форме стоящего посередине стола.

Как-то не утерпел и спросил. Бабушка молча стянула с него клеёнку, всю в цветочках и мелких трещинках, и, о чудо, под ней оказался концертный рояль, белый и ослепительно прекрасный. Сиял он как новенький, только ножки подпилены, чтобы сидеть за ним было удобней.

На мой немой вопрос бабушка ответила: "Когда барина раскулачивали

(она употребила именно это слово), всем, кто поспел, по кусочку вышло, кому одёжка, кому из посуды что, а мой дурак вот это припёр да ещё полтелеги книг иностранных. Правда, книжки те в войну в дело пошли, на самокрутки".

– А барина-то что, угрохали?

– Да ты что, милок, окснись. Он сам в Гражданку где-то косточки сложил, ведь офицером поди был. А жаль, хороший был человек и хозяин справный. Дорогу построил городскую, нам больницу и магазин в камне.