Довольное нами начальство под отчёт о проделанной работе продолжило поручать нам опеку иностранных студентов. Запомнились три индианки, только приехавшие поступать в МГУ, гордо неприступные и одержимые идеей поскорее выучить русский. Они, помню, попросили купить им шальвары, а то поддувал под сари холодный московский ветерок. Мы с Васей не придумали ничего лучшего как прикупить в
"Военторге", что напротив Ленинской библиотеки, пару солдатских кальсон. Девочки были в восторге от "шальвар", носили их постоянно, часто забывая завязывать нижние кальсонные завязочки.
Апогеем одиссеи этой специфической общественной нагрузки явилась работа с двумя сенегалками, прекрасными своими классическими фигурками и красотой Нефертити, но иссиня-чёрными как смоль. На них мы с Васей всё же сломались, прости, Господи и КПСС, наши грешные души. Под напором чёрненьких красоток рухнула стена нашей идеологической девственности и оказались мы в их кроватках всё того же бокса общежития на Ленгорах. Это было, доложу я вам, нечто неописуемое, т. е. по выключении света и спешного раздевания описывать, кроме белков глаз и белоснежных зубов, было нечего. Всё приходилось делать наощупь, и это всё было восхитительно.
С рукописного листка, найденного средь конспектов по диамату от
1965 года:
Удивительно, как только уживаются в моём соседе по институтской общаге, Кирилле Левиофантове, а попросту Кирюхе, две пламенные страсти, к альпинизму с туризмом и алкоголю. Собираясь на очередное восхождение и укладывая в рюкзачок айсбари и пару бутылок "Гжелки", он в предвкушении гармоничного слияния этих двух своих увлечений всегда бодро напевает: "Лучше гор могут быть только горы, на которых ещё не блевал".
А ещё всем рассказывает, и ведь знаю, врёт, как сивый мерин, что как-то на Памире его с очередной заоблачной вершины пришлось снимать вертолётом бригаде местного отделения МЧС. По просочившимся слухам, дело было не на Памире, а в селе Кокошкино под Саратовом и стаскивали его, изрядно при этом помяв, местные мужики с верхушки фонарного столба, под которым он с такими же раздолбаями-альпинистами "расстелил поляну". На спор взлез-то мастерски, а там, от страха намертво в провода вцепившись, так и застрял.
На каникулы отправился в кругосветный круиз на каком-то огромном теплоходе и за такие деньги, что на полтора Жигуля бы хватило. Так что вы думаете, там учудил? Засел в каюте с такими же сдвинутыми по фазе дружбанами-туристами пульку расписывать. Да так они нарасписывались, что ни разу даже на берег не вышли, положив на все
Римы с Лиссабонами, как говорится, с прибором. Да и приборы им не понадобились, их из каюты на принятие пищи силком вытащить не могли.
Все удивлялись, в чём душа держится.
А они, оказалось, в преферанс играли по системе "один плюс один", то есть за очко один еврик плюс стакан виски. В конце подсчитали, все остались при своих и победила дружба. Только весь выигрыш ушёл на виски, пришлось пассажирам по подписке скинуться горемыкам на обратный путь. Но провожали их как героев.
Слава есть слава и, даже несмотря на сломанный в упомянутом несколько выше эпизоде нос, ходит Кирюха по институту гоголем, а вокруг на цирлах табуном девицы наши вьются и заглядывают в ожидании новых героических легенд в его щербатый, со снисходительной ухмылкой рот. И при всём при том учится этот олух царя небесного не сказать, чтобы плохо. И чем он преподов берёт, одному этому царю и известно.
Не знаю, как сейчас, а в мою бытность студентом к военной дисциплине относились весьма серьёзно, на кафедре нам в головы вбивали информацию об армиях потенциальных противников, а тогда их во вражеском капиталистическом стане было не на одну лекцию.
Летом регулярно проводились военные сборы. Первые, с принятием присяги, были, помню, в Вышнем Волочке и на них чуть не произошло смертоубийство. На стрельбище мы под бдительным оком наставника обучались стрельбе из пистолета. И вот студент Рубик из солнечной и тогда ещё советской Армении, помаявшись с пистолетом, вдруг наставил его на широкую грудь отца-командира и, нажимая на спусковой крючок, говорит: "Глядите, товарищ майор, не стреляет".
Майора спасли мгновенная реакция и прыткие ноги, которые его и подвели – рухнул он после рывка в сторону как сноп подкошенный.
Думали инфаркт, ан нет, через минуту оклемался, и тут мы услышали такое, что пером не описать. В казенном изложении, была дана нелестная характеристика самому Рубену, его родственникам до третьего колена и его солнечной родине, а заодно и всем нам.
Вообще прав был человек, не шла и мне в голову военная наука, зато в полной мере познал смысл поговорки "Солдат спит – служба идёт". Сладость сна вкушал под любым кустом, благо многие занятия шли на пленэре, но как-то был разбужен громовым капитанским окриком
"Это что там за бардак лежит?", вытянут из-под раскидистой сирени у дверей штаба за кирзовые сапожки, и схлопотал я наряд вне очереди, хоть этой очереди в глаза не видал.