Читаем Были и небыли. Книга 2. Господа офицеры полностью

Аскеров с береговых возвышенностей вышибли куда быстрее. Задохнувшиеся от бега и рукопашной русские солдаты падали на гребнях высот, готовясь огнем отбивать возможные контратаки.

Федор сидел в кукурузе, вытирая каскеткой мокрое лицо. Его не ранили ни пулей, ни штыком, хотя он все время бежал впереди и дважды чудом увернулся от аскеров.

— Разрешите представиться: поручик одиннадцатого батальона Василенко.

Федор оглянулся. Чуть ниже на скате стоял молодой офицер в расстегнутом мундире: нижняя рубашка была — хоть выжми.

— Вас просит Добровольский.

Командиру правой колонны пришлось пробежать изрядный кусок, подниматься на кручи, продираться сквозь кустарник, и выглядел он весьма усталым.

— Исполнили, — сказал он Олексину. — А что это вы все впереди бежали?

— Я еще не добежал…

Федор отвечал не генералу, а своим мыслям, вспомнив вдруг собственные слова, которые сказал Маше после гибели Владимира. Теперь он начал свой забег снова, Добровольский не вслушался в ответ, а поручик Василенко понял его по-своему.

— Олексин прав, ваше превосходительство. Пока турки не опомнились, не худо было бы нам через речку перемахнуть.

— Каким образом, поручик? Против моста у них минимум две пушки на картечи: сметут, как метлой.

— Брод, — сказал Федор: он еще не отдышался и говорил отрывисто. — Болгары обещали броды обозначить.

— Что — брод, — с неудовольствием проворчал Добровольский: ему очень не хотелось вновь бросать своих солдат под пули. — Тот берег как блин: ни кустов, ни укрытий.

— Там — мельница, — пояснил Василенко. — Если мы в ней закрепимся, ваше превосходительство…

— Ну, попробуйте, — без энтузиазма согласился генерал: он ни за что бы не рискнул, но Скобелев ценил самостоятельность. — Отберите полсотни охотников, больше не надо. И только в том случае, если брод найдете.

— Слушаюсь, ваше превосходительство, — обрадованно сказал офицер. — Идемте, Олексин.

Пока поручик собирал охотников, Федор внимательно осматривал берег Осмы, ища оставленные болгарами знаки. Но ничего особенного определить не мог: на противоположном берегу лежало несколько лодок, и больше решительно не было никаких предметов. А они непременно должны были быть: Олексин знал, как вдумчиво и тщательно готовится к бою Куропаткин. Он еще раз всмотрелся, разглядывая каждую лодку, и вдруг увидел то, на что прежде не обратил внимания: одна из лодок лежала носом к реке.

— Возьмите револьвер, там нельзя без оружия, — сказал поручик, устраиваясь рядом. — Нашли брод?

— Видите лодку носом к нам?

— Вижу. Спасибо болгарам, — поручик отцепил саблю, аккуратно положил ее на землю. — Ну, пошли, Олексин? — Не дожидаясь ответа, вскочил: — За мной, ребята! Бегом и — точно за мной.

С бродом Федор не ошибся: воды было чуть выше колен. Сильное течение кое-кого сбило с ног, однако турки, не ожидавшие этой атаки, опомнились, когда все уже были на низменном левом берегу. Встречный залп прозвучал нестройно: Олексин кожей ощутил прожужжавшую у щеки пулю.

— Ложись! — закричал Федор. — Надо под пули нырнуть! Ложись!

Подобной команды не было в практике армии, но Федор кричал столь убежденно, что солдаты сразу упали на землю, и даже поручик, чуть помедлив, нехотя опустился рядом.

— Это что-то новое, Олексин, — проворчал он.

— Как только снизят прицел, вскочим и — рывком к мельнице. Они и винтовок поднять не успеют.

На Счастливой не успели еще оценить броска стрелков Добровольского через Осму, как вдруг стрелки упали на землю.

— Неужто одним залпом? — растерянно предположил Млынов.

Скобелев молчал, напряженно всматриваясь в бинокль. Он не верил, что один ружейный залп может уложить полсотни солдат, и хотел понять, почему это произошло, куда стремились стрелки и какую выгоду от этого мог получить бой в целом.

— Может, офицеров убили? — спросил полковник-артиллерист.

Группа вскочила одновременно, явно по команде, оставив на земле несколько то ли убитых, то ли раненых. Вскочила и на одном дыхании рванулась к мельнице, стоявшей недалеко от моста у Рыжей горы. Турки не успели сообразить, не успели вскинуть винтовок, как горсточка солдат уже скрылась за каменными стенами мельницы.

— Да они пуль испугались! — презрительно заметил Жиляй. — Какой позор для русского мундира — перед врагом по земле ползать!

— Молодцы! — громко сказал Скобелев. — Ну, получил Рифат-паша подарочек: мост-то теперь под ружейным огнем, — он рассмеялся. — Млынов, узнай, кто скомандовал упасть под пулями. Георгия ему за то, что солдат спас и задачу выполнил. Алексей Николаевич, готовь общую атаку, — он щелкнул крышкой часов. — Ровно в двенадцать — сигнал!

А уволенный со службы и внезапно представленный к награде Олексин сидел под стеной. Уже при входе в мельничный двор турецкая пуля рикошетом попала в голову, содрала кожу, но кость не пробила. Голова кружилась, все плыло перед глазами, и Федор с трудом улавливал слова бинтовавшего его солдата.

— Ничего, барин, потерпи, контузия это. Спасибо тебе солдатское, господин хороший, что уберег нас: кабы не ты — ни в жисть бы нам до этой мельницы не добежать. Ни в жисть!..

Перейти на страницу:

Все книги серии Васильев, Борис. Собрание сочинений в 12 томах

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза