Были великой войны

Есть в Генуе красивейшее кладбище Стальено — одна из достопримечательностей города. Раскинувшееся на большой площади по склону горы, среди зеленого массива, это кладбище — настоящий музей. Здесь издавна хоронили генуэзских богачей, и над их могилами знаменитые архитекторы и скульпторы Италии воздвигали затейливые гробницы, статуи, скульптурные группы, барельефы. Тут можно бродить часами, любуясь великолепными произведениями скульптуры, многие из которых имеют свою любопытную историю. Вам обязательно покажут тончайшей работы мраморную статую, которая изображает во весь рост старуху с морщинистым лицом, в платье, отороченном кружевом, и со связкой баранок в руке. Всю жизнь эта женщина торговала на улицах Генуи орехами и баранками, а к старости ее охватило честолюбивое стремление: во что бы то ни стало оставить потомству свой образ. Много лет из своих небогатых заработков она методически откладывала деньги и в конце концов скопила большую сумму, за которую еще при жизни знаменитый скульптор создал этот мраморный портрет. И вот уже много десятков лет скромно стоит мраморная торговка баранками среди надменных статуй знатных синьоров и богачей, словно она и в самом деле купила себе бессмертие у самого всемогущего волшебника на земле — у искусства.

На кладбище Стальено меня привез мой генуэзский друг Франческо Капурро — коммунист и бывший партизан, по прозвищу Красный, человек лет пятидесяти, массивный, грузный и заметно прихрамывающий. Биография его такова, что о ней стоит хотя бы коротко рассказать. Бывший рабочий-шофер, а теперь честный предприниматель, собственник бензозаправочной станции, "капиталист", как мы, смеясь, его называли, Франческо был в годы Сопротивления смелым и отважным партизаном. Однажды он с группой товарищей был захвачен гитлеровцами в плен и… расстрелян. Да, именно расстрелян — поставлен к стенке вместе со своими друзьями и прострочен из автомата. Шесть пуль попали в него, одна из них — в голову, другая — в грудь. Сознание еще теплилось в нем, и он постарался притвориться мертвым. Но гитлеровский офицер, командовавший расстрелом, видимо, был опытным палачом. Он подумал, что этот человек, быть может, еще жив, и решил добить его ударом приклада по голове. А через несколько часов после казни, весь окровавленный, Капурро все же сумел доползти до своих.

Сейчас обо всем этом напоминают ему только шесть шрамов на теле, рубец на голове от удара фашистского автомата, несгибающаяся нога да часто одолевающие его болезни. Но это не мешает Франческо быть человеком поистине кипучей энергии, с каким-то особым, по-детски восторженным отношением к жизни. Пережив собственную смерть, он как бы вторично родился на свет уже в сознательном возрасте, и сердце его словно распахнулось навстречу всему светлому, хорошему, что есть на земле и что мы порой не замечаем в повседневности наших дел и забот. А самым святым и дорогим для него всегда остается память о годах партизанской борьбы, память о боевых друзьях, павших в эти тяжкие и славные годы.

Еще у входа на кладбище Франческо купил два больших красивых букета цветов. Быстрым шагом, сильно припадая на искалеченную ногу, он вел нас по длинным крытым галереям кладбища, равнодушно поглядывая на роскошные надгробные статуи, стоявшие по обе стороны этих галерей. Лишь в одном месте он мельком задержался, показав нам на мраморный барельеф над могилой какого-то своего дальнего предка — богатого генуэзского купца. Потом он вывел нас из галереи наружу, и мы оказались на большом открытом пространстве, сплошь занятом длинными и ровными рядами могил.

Это было "Кампо делла глория" — ""Поле славы" — кладбище погибших партизан. Могилы были заботливо обсажены цветами, и в изголовье каждой стояла прямоугольная мраморная плита, на которой высечены имя и фамилия, а иногда рядом вделана в мрамор фотография павшего.

Уверенно пробираясь между рядами могил, Франческо остановился около одного холмика и, склонившись, положил на него цветы. С надгробной плиты на нас смотрел с портрета черноволосый молодой человек с красивым благородным лицом. Это был лучший друг Капурро — Рино Мандоли, зверски убитый гитлеровцами. Франческо сохранил самую нежную память о своем безвременно погибшем друге, и фотография Рино Мандоли всегда стоит на его столе в рабочем кабинете.

Постояв немного, Франческо снова стал пробираться между могилами и привел нас к другому холмику, на который также торжественно положил свой второй букет.

— Вот, — сказал он нам, показывая на могилу, — это ваш советский герой.