А пока поезд стоял, воняя первоклассными вагонами, адъютанты вывели на разгулку свору охотничьих собак, Лопоухие кобели, не теряясь, не обращая внимания и суматошный брех местных крестьянских дворняг, с победоносным презрением поднимали ноги у столбов и кленов, оконтуривая захваченную ими землю.
Из окна срединного вагона желтоватой краски высунулось резко очерченное, с лезвием-бородкой лицо Троцкого. Сняв пенсне, он смотрел на зарю выпуклыми, мутными спросонья глазами, ероша ржаво побитые сединой кудри.
Когда поезд, дернувшись взад-вперед, тронулся, Колосков поймал взгляд Троцкого: застоявшееся презревг и скука отяжелили этот взгляд до тоски... Перед ним разметались те самые русские деревни, которые он с ожесточенным высокомерием называл насквозь контрреволюционными и которые город должен подвергнуть беспощадной военной колонизации. Считавший себя наполовину мужиком, Колосков сильно гневался на Троцкого даже сейчас, когда он, поверженный, отправлялся в ссылку.
А Ермолай уже вдогонку вилюче раскачивающемуся вагону вроде позавидовал:
- Впереди нас пущают. И тут почет! Коснись нашего брата хлебороба, небось пешком погоните...
- Мертвым всегда уступают дорогу на могилки, - сказал Колосков.
...В Хлебовке во дворе сельсовета Колосков встряхнул пиджак, кепку, надергал сена из-под бока спящей в пролетке под навесом женщины, обмел сапоги. Сел на крылечко в тень, закурил, улыбчиво поглядывая на смуглую, девически тонкую шею спавшей.
Женщина повернулась на живот, потянулась, раскидывая руки и ноги, жмурясь и позевывая, чмокая спросонья губами.
- Ох, батюшки родные! - вскочила, одергивая кофту. - Чуток вздремнула... - Глаза ее тревожно распахнулись.
Разом все затихло, захолонуло в Колоскове.
- Паша?
Она кивала, все ниже опуская голову, пальцы метались у ворота кофтенки.
- Да каким ветром занесло тебя сюда, Онисим Петрович?
- Судьба, Паша, судьба...
Паша стояла в проеме открытых дверей, выпрямив высокий стан, вскинув осеянную солнцем милую светлую голову с детской кучерявостыо пониже затылка. Разбитые, в мозолях и ссадинах кисти, как бы приморозившиеся к стоякам, накрепко породнили Онисима с ней.
Пропылила по улице пара - коренник плыл не шелохаясь, кажись, на дуге стакан воды не плеснется, пристяжная выгибала шею на сторону.
- Председатель волисполкома Третьяков в степи поехал, землю в аренду сдавать богачам, - говорила Паглг, повернувшись к Колоскову тонким профилем. - Не дождешься ты, Онисим Петрович, Острецова - и он махнет туда же...
Она запрягла сельсоветского каурого конька, повеела Колоскова в совхоз.
Был развеселый гулевой день Ивана Купала, по всей Хлебовке всплескивались голоса, дурашливый визг девок и парией - гонялись друг за другом с ведрами, корцами воды, обливали.
- Ноне не пройти - плещут из каждого окна, подкарауливают за воротами, - сказала Паша, настегивая каурого.
За горой остановились у колодца.
- Угостила бы холодной водой, сестрица. - Колосков заглянул в бездонно сиявший под ветлой колодец.
Паша отстранила его локтем, спустила на вожжах ведро.
Холодную солоноватую воду Колосков пил маленькими глотками, жмурясь.
- Живут люди: щи солить не надо. Чем запиваете после такого рассола? поигрывал Колосков.
- Вином. Зато глотошной хворью не маются, ноги не сводит суставная немочь. Один городской уж так двошал, так бился в кашле, грудь и плечи ходуном ходили. А попил водицу, стал спать, как младенец, дыхания не слыхать...
Паша понесла ведро будто коню, но, зайдя с тыла, опрокинула на бритую голову Колоскова.
- Сдурела?!
- Чай, нынче Иван Купала. - Паша разгладила на груди мокрую кофту и, покачивая высокими бедрами, спряталась за кустами вербы. - Не искупаешь!
Колосков схватил ее со спины поперек.
- Попалась!
Плавно откинув белокурую голову, Паша присмирела в замке его рук. Жарко взглянула через плечо на Описима, присела, вырываясь. Любуясь статью сильной рослой женщины, Колосков сказал:
- Верткая. - И с мучительным легкомыслием спросил: - Замуж-то почему не выходишь, молоденькая?
...Как-то в начале зимы Паша пошла с тазом и веником в баню. И только распарилась, открылась дверь. Не сразу разобралась, что ворочается в духовитом пару Якутка одноглазый. Промашливо плеснула кипятком, он вовремя заслонился веником. Не дал Якутка утопиться з проруби. Ночью, закутав в тулуп, донес ее до избенки.
На коленях стоял перед нею, лежавшей на кровати, просился в мужья.
- Даст моя сестра мне за работу телку. Хватит набатрачить. Две собаки оберегут нас...
Паша так страшно закричала на Якутку, что он, крестясь, выпятплся из дома...
- Али не хочется замуж? - тихо спроспл Колосков.
- Грех был у меня... Ждала сватов сыздавна... с тех пор, кпк у врат монастыря подъехал ты на коне...
- Не врешь, молоденькая? Ну тогда стакнемся...
Отдыхали среди пестревших цветов луговых трав с белыми, желтыми метелками, духовитой овсяницей...
Запрокинув голову, Паша глядела на Колоскова углубленными свежим темнокружьем глазами.
- Когда ждать, Ониспм?
- Заберу я тебя в совхоз, девка.
- Побереги себя... лучше я буду за речку в кустч приходить вечерами...