Былинка в поле

Она усмехнулась, с холодноватой разумностью посоветовала:

- Не пейте. Все очень просто, Захар Осипович, Ермолаи успокаивал Захара посердечнее:

- Не надо смятения духовного, орел ты. С вином должны быть отношения хозяйские: не бойся его, но и не давай сесть верхом на твою душу. Начали мы с ним, с Якуткой то есть, скот пасти у гуртоправа Краснихина.

На равных правах: у обоих по кнуту да дубинки в руках, даже один волкодав на двоих. А со временем кончилось чем? Я хозяин, он на собаках катается, людей смешит потерей своей чести. И уж совсем упал было, если бы я не подпер его плечом. Подсовывал ему монашку в жены, да он, дурак, не удержал. Колосков вкушает теперь ту ангельскую просвиру, а Пашка замаливает его прегрешения.

Ермолаи опытным глазом определил по розово-воспаленным скулам Захара, что мается тот с похмелья. Налил еще по одной.

- Ведь тут была бы сноровка, да власть бы хоть одним ухом глагол крестьянский улавливала, табуны темным-темно разведешь...

- Не дадут кулакам подняться, Ермолаи Данилыч.

У государства вострые ножницы - подстригут.

- Душа желанная! Этого слова ждал от тебя! Скажу тебе быль. Отец Герасим встретил в пустыне льва вот такого, с жеребенка. Лапищу разнесло, аж воняет гнилым мясом - заноза. Монах вытащил занозу. И лев-хищник через страдания посветлел разумом, до смерти служил своему спасителю. На могилке его помер в тоске. А меж людей разве не вернее любовь должна быть? Неужто мало крови пролито за эту братоубийственную войну?

Доныне сок у травы с кровинкой. - Ермолаи семенил по половику, покрасневшая лысина вспотела, даже венчик рыжеватых волос потемнел от пота.

- Будет тебе, Ермоша, расходился, опять в груди заломит, - ласково останавливала его жена.

- Жить вполсилы? Вполдыха дышать? Думать, искать надо! Теперь бы мне что искать на старости лет?

Зятя в дом - забирай вожжи в свои руки, дери тебя горой!

- Опять за свое! - загорячилась Люся, хлопнув руками по своим девичьим бедрам.

- Не мешай, книжница. Это для тебя я - ни с чем пирог, а другие за человека меня почитают! Ладно, войдет зять в дом, поделю хозяйство на три пая: себе, дочери с зятем, Якутке с монашкой - она прибежит. И черта два меня окулачншь...

- От хозяйства отказываюсь. Будь свидетелем, Захар Осипович. Сейчас же напишу заявление в сельсовет.

В газете объявлю.

- А заодно уж и от родителей отрекись. Ты, мать, не махай на меня руками, тут все свои. Дочь может свою долю хоть сжечь, хоть сиротам раздать - их в Хлебовке через двор. Хотя бы Тимке Цевневу.

Раздражаясь, взглянула Люся на отца.

- И когда ты перестанешь бояться Тимошку? Этот сопляк каждого образованного человека врагом считает.

Ну и что?

- Жалею, а не боюсь Цевнева.

Острецов вежливо и твердо не согласился с Люсиной оценкой Тимки парень честный, любопытный, руководить им надо умело, потому что отвлеченными интересами живет, в практике не смыслит, людей мерит жесткой и горячей мерой собственной поделки. Да, народились дети строптивой, незабывчивой памяти. До кирпича разломают старые устои.

- А лавку, Ермолай Данилыч, и я бы вам советовал свернуть. Люся права.

- Отдам в кооператив, черт с ней, с торговлишкой.

Тут один патент, не жевамши, глотает все доходы. О земле давай толковать.

- В партии идут жестокие споры по самому кореню крестьянской судьбы. Одни предлагают военную колонизацию деревни, другие чают, что крепкий хозяин врастет в социализм. Но верх одерживает Сталин - в социализм идти без кулаков. Индустриализацию проводить круто.

- Егорий, брат мой, опорой будет? Разор! Ты-то как думаешь, Захар Осипович? Ты наш, хлебовский. Ума тебе не занимать.

- Будем жить, как жили, вы сеять хлеб, я - облагать вас налогом. Куда все, туда и мы. Вперекор народу я никогда не шел.

- Отца я еше могу понять - темный крестьянин. Но как вы, культурный человек, не видите, что крестьянину наступает конец?

- Люся, вы чем-то напутаны. Поработайте в селе, поживите с нами, станете поспокойнее. У деревни сердце бьется по-своему, глаза осмотрительные, недоверчивые, красивые слова в уши не проникают. Заканчивайте техникум, мы примем вас с открытой душой.

- О, сколько будет драм в селе... Да, я горячая, извините меня. Но мне с вами спокойно.

- Ермолай Данилыч, Люсе не по пути с тобой. Учила ее Советская власть не для тебя. Другая у нее теперь классовая природа: будет обучать детишек строить новую жизнь. Ты думаешь, если я пыо-ем с тобой, так забываю свой корень народный?

- Да как же после того жить мне?

- Думай. Задание по расширению посевных площадей выполняй - хлеб нужен нам. Я охраняю интересы государства.

Долго Люся прощалась с Захаром в сенях, не противясь его объятиям, поначалу несмелым, а под конец уже вовсе бесконтрольным. Однако он сразу же смирился, стоило ей погрозить ему пальцем.

В дорогу Люся собралась, едва взошла ранняя луна.

Отец нарядил было Якутку отвезти ее, но она сказала, что едет с Острецовым - ему непременно нужно быть в волостном исполкоме. Мать забеспокоилась - в ночь с мужиком ехать.

- Я никого не боюсь, - ответила Люся.

На прощание она повергла родителей в смятение:

- В зятья-то надо бы Автонома.