Былинка-жизнь

«Я сплю, я сплю, я сплю!» — молилась она, зажмурившись. И, сказать по правде, ничего хорошего уже для себя не ожидала, а хотела только, чтобы все это быстрее кончилось, да вот еще — сознание перед этим потерять.

Когда туша, притиснувшая ее к земле, вдруг вздрогнула, а пасть отстранилась, она и не подумала искать в этом движении луч надежды. Потом открыла глаза. Если та чудовищная фантасмагорическая конструкция, которую оборотню угодно было называть лицом, могла менять выражения, она поручилась бы, что сейчас на ней написан крайний ужас. Что могло напугать его? И неужто явилось спасение?

В любом случае пришло оно не извне. Циклоп Бийик смотрел на нее, медленно пятясь к кустам и оседая на задние лапы, как пес, ожидающий, что его побьют. Имоджин не шевелилась, ожидая, что это какая-то новая его увертка. В кустах только ветерок чуть шелестел.

Вдвинувшись задом в заросли, чудовище разом развернулось и с отчаянным визгом обрушилось во тьму.

Лежа на земле, совершенно растерзанная, Имоджин вслушивалась в звуки удаляющегося бегства, сопровождаемые подвыванием и чуть ли не плачем. Как будто с самим ним делалось что-то плохое.

Лицо горело, его дергало. Кое-как поднявшись ш ноги, опасно при этом пошатнувшись, девушка прижала ладони к разрыву. Под ладонью пульсировала боль. Вокруг же этой боли разливалось странное онемение. Впрочем, Имоджин прежде никогда не рвали когтями, она и знать не знала, почему оно должно показаться ей странным. Что вообще тут было не странным! Собрав себя в кучку и все так же придерживая руками лицо, она, даже не пытаясь что-либо рассмотреть, с задыхающимся рыданием кинулась в лес, в сторону, противоположную той, куда канула тварь.

Безусловно, это был уже совсем не тот человек. Пожалуй, сейчас Имоджин вообще не назвала бы себя человеком.

Она не помнила, как выбирала впотьмах дорогу. Возможно, ей просто повезло, или же сам Гиблый лес расступался перед нею, но едва ли она тогда задумывалась о том и уж подавно не знала причины. Обезумевшая, с детским плачем, она ощупью взбежала по ступеням, всем телом толкнувшись в дверь, которая на ее счастье оказалась не заперта. Иначе, пожалуй, Имоджин просто рухнула бы на крыльце, да так и осталась там лежать, вздрагивая, лишаясь остатков разума и напрочь замерзая.

Так же она упала на колени внутрь, в комнату без единого огонька, казавшуюся совершенно мертвой. Но Имоджин не склонна была доверять этой тишине. Боль и смерть прятались всюду, просто они таились до поры. Заманивали, чтобы она, обманутая, подошла поближе, где вернее вцепиться ей в глотку. Готовы были наброситься из-за спины. Правильно. Она кивнула самой себе, соглашаясь.

Звук неуверенных шагов по лестнице вниз и шорох, как если бы кто-то на ходу придерживался рукой за стену, заставил ее мускулы напрячься и приготовиться к рывку.

— Кто здесь?

Сориентировавшись на голос, Имоджин оттолкнулась ногами и рванула мимо по лестнице вверх, попутно ударившись обо что-то живое, предположительно больше нее по размерам, и даже, кажется, сбив его с ног. Получилось, хотя в падении это очередное невидимое порождение ночи ухитрилось вцепиться в ее лохмотья, и какой-то клок ее одеяния все-таки остался в его руках. Не важно.

Главное, что ей удалось добраться до чулана, забиться в угол, под самые полки, втиснувшись плечами между стен. Теперь смерть могла подойти к ней только лицом к лицу. Ниоткуда не сбоку. А она ходила вокруг! Имоджин слышала, как она ступает там, за стенами, во дворе, тяжело дышит, ворочается в темноте. Стараясь укрыться от нее, Имоджин даже задержала дыхание на некоторое время. Нет, смерть ее не обманет. Лестничное поскрипывание под размеренными шагами выдавало засаду с той стороны двери. Кто кого пересидит? Подлое сердце стучало слишком громко, да и кровь в висках бабахала так, что не укроешься. Напряжение натягивалось, как тетива, и казалось, вот-вот лопнет. А сама Имоджин была наложенной на него стрелой.

И сорвалась, когда вышел срок. Выскочила навстречу, не в силах более ждать, прислушиваясь к дыханию и биению чужого пульса.

Снова столкновение на галерее второго этажа с чемто живым, схватившим ее поперек сильными руками. Достаточно сильными в любое другое время, однако не теперь, когда она отбивалась и даже кусалась как дикая, и даже сумела вырваться, но все-таки оказалась повалена и больно ударилась коленями и локтями о дощатый пол, когда ее в падении схватили за щиколотки. И даже расплакалась от бессильной обиды.

— Имодж! — Странно знакомый голос тщился пробиться к сознанию. — Имодж, очнись, это же я.

— Ким?

Будучи сграбастана, она перестала драться, но зато снова принялась мелко трястись.

— Пойдем сюда.

Почти волоком Ким втащил ее в спальню, завернул в одеяло. Пока он озирался в поисках, надо думать, чеголибо, способного дать свет, она снова забилась в угол.

Ким — хорошо, но он не поможет. Он, возможно, даже не представляет себе. И… и ему не надо на нее смотреть.

Эта жуткая уродливая рана через все лицо… Только не ему. Она всхлипнула.