Былинка-жизнь

Структурные коды, в том числе и те, что необходимы для однозначной регенерации утраченного органа, были записаны внутри самих строительных кирпичиков, на языке, доступном клетке, и возможность воссоздания необходимой части тела стояла лишь за питанием и быстротой. Искалеченные оборванные сосуды замкнулись накоротко, тромбы рассосались, кровь пошла, подчиняясь давлению силы извне и омывая мозг, импульсы которого сперва слабо, а затем все увереннее руководили внутриклеточным производством. Словно поочередно зажигался свет в каждой из клеток-производителей, и все они постепенно включались в общую работу. Сперва только для того, чтобы нагреть организм до температуры, необходимой для начала самостоятельного синтеза.

Потом края страшной раны сомкнулись, и в ее глубоком кровавом нутре зародилась крошечная почка.

Само по себе сделать это не было трудно. Былинкажизнь изнемогла скорее от ответственности, от неуверенности в том, что последовательность действий выбрана ею правильно. От непрерывности этого «возьми-отдай», от условия жесткой, и даже жестокой экономии, при которой она не могла отпустить на сторону ни единого джоуля. Любая упущенная калория могла бы стать роковой.

Какое-то время былинка-жизнь непосредственно участвовала в процессе, потом ее роль свелась к наблюдению, и она лишь изредка перенаправляла потоки питающей силы.

Да вот еще мучительно озиралась в поисках новых источников. Если бы кто надоумился посмотреть сверху, увидел бы поразившее его воображение черное пятно посреди жухлой, убитой морозом пустоши. Однако если бы кто и сумел посмотреть сверху, как птица, то едва ли он убрался бы восвояси. Птицы падали вниз камнем, словно сбитые стрелой. Птичья кровь горяча, и способность их к лету шла в ту же топку и переплавлялась в силы вдохновения и души. В том, кто поднимется отсюда, будет нечто от существа, способного летать.

Убедившись в своем могуществе, былинка-жизнь решилась допустить собак. Давно они бродили вокруг, повизгивая и подвывая, сбитые с толку манящим запахом крови и мороком, который, рискуя всем предприятием, былинка-жизнь, для них обернувшаяся былинкой-смертью, воздвигла на пути к беззащитной добыче. Едва ли она смогла бы возместить ущерб, когда бы они взялись рвать зубами и растаскивать по стерне уже теплое тело ее подопечного. Раньше… но не теперь, когда странная сытая дрема одолевала их вблизи пищи, и тяжелые головы утыкались в землю меж лапами. В том, кто поднимется с этой земли, будет нечто от хищника, способного как защитить свою собственность, так и убить за нее.

Тот, кто поднимется с этой земли, не будет вполне человеком. Воскрешенное существо обретает статус бога.

Кристаллы изморози таяли, касаясь губ. Волосы цвета осени, еще недавно казавшиеся столь же безжизненными, как переплетенная с ними трава, трепетали от ветра.

Пар дыхания кристаллизовался в холодном воздухе. Сознание уже блуждало где-то там, под сомкнутыми веками, ощущая мир как череду нереальных образов, как сон, где есть вещи и пострашнее смерти. И будучи все еще не до конца уверена в том, что она сделала это, былинкажизнь сделала для него последнее, что, по ее мнению, оставалось сделать. Включила сознание. Боль, от которой распахнулись глаза цвета зимней воды. Такие же глубокие и покамест обращенные в себя. Спустя некоторое время им удалось сфокусироваться на травинке. Мышцы лица, окостеневшие, отвыкшие от мимики, да и просто замерзшие, дрогнули. Лицо исказилось, потом мучительно медленно уголки губ тронулись вверх. Расслабившись на спине, запрокинув голову, человек пронзил улыбкой пепельные небеса. Потом, с непривычки неуклюже переваливаясь с локтя на локоть, он сел. Улыбка скрылась, когда обнаружилось, что в черном кругу докуда видит глаз жив лишь он один и этот чахлый кустик-пучок.

Исполнившись скромной гордости, былинка-жизнь ждала награды. В конце концов, то, что она сделала, намного превышало ее представление о себе. Ложка крови в качестве ответного дара ее бы устроила. Она была в совершенном недоумении, когда пальцы левой руки сомкнулись на ее листьях, а пальцы правой, обдираемые в кровь, выгребли ее из смерзшейся земли, где она уже совсем было основала свое новое королевство.

Предметом ее отдельной гордости, тем, что она сделала особенно хорошо, была память, из которой не упущено ни грана.

10. Бог на пыльной арене