Былое — это сон

В нашей среде за женщину боролись самым примитивным образом. И борьба не утихала, пока из-за обмена кольцами или беременности не становилось известно об обручении. Агнес добивались все, хотя никто не сказал о ней доброго слова. Среди моих соперников на первом месте были Ян и Ула, за ними тянулся целый хвост. Не забыть ей было и Хенрика Рыжего. Он утонул в озере недалеко от Йорстада, когда мы с Агнес были уже знакомы.

У всех соперников были свои поверенные, как в героической драме. Людей всегда интересуют чужие дела — кто с кем проводит время. Вокруг каждой новой «постоянной» пары возникали поля напряжения. На мой взгляд, было б разумнее, чтобы парень добивался девушки, которая в данную минуту свободна, но это была странная игра: все скопом бросались именно в тот омут, где в это время тонул их приятель. Свет прожекторов высвечивал девушку лишь после того, когда кто-нибудь начинал за ней ухаживать, — вот тогда она сразу становилась центром эротической бури. Наблюдательный человек непременно проследит здесь древнюю перспективу.

Не считая враждебности моих соперников и их союзников, мы с Агнес встретили враждебное отношение и со стороны Ханнибала, моего старого школьного друга, с которым я дружил с тех пор, как он в драке разбил мне камнем колено, а потом помог добраться до дому. В прошлую войну Ханнибал утонул вместе с пароходом, на котором плавал, и, приехав теперь домой, я доставил себе удовольствие, передав его вдове небольшую сумму. Многие мои товарищи уже умерли, больше половины всех, с кем я учился в одном классе.

— Послушай, Юханнес, и чего тебе далась эта Агнес? — сказал мне однажды Ханнибал и с гнуснейшими подробностями рассказал о пьяной оргии, которую они с Хенриком Рыжим, Агнес и еще одной девушкой устроили на какой-то квартире.

Я знал, что Ханнибал говорит правду. Он всегда говорил только правду. Это был смертельный удар. У нас царили жестокие нравы. Я вдруг осознал, что Агнес не будет хранить мне верность, если я уеду, бог знает куда, чтобы стать великим человеком. Я гнал от себя эти мысли, но они снова и снова одолевали меня: если я хочу сохранить Агнес, меня ждет серое, нищенское существование в Йорстаде. Я вдруг увидел свое будущее и испугался. После свадьбы жена уже не изменяет мужу, исключения встречаются редко, поэтому супружеской неверности я не боялся. Но я увидел перед собой долгую жизнь, вечную нехватку денег, горизонт, сужавшийся с каждым днем и сузившийся, наконец, до стенок гроба. Возникшая внезапно проблема казалась неразрешимой. Мне хотелось сохранить Агнес, но она потянет меня вниз, и я знал, что иного быть не могло.

Мне еще не было девятнадцати, и я должен был найти ответ на вопрос, который был мне не по силам и от которого — это я хорошо понимал — зависела вся моя жизнь. Я не желал мириться с той жизнью, что была мне предначертана, а тело мое бунтовало и не желало жить без Агнес. Мысль, что я потеряю ее, была невыносима. То, чем Ханнибал думал напугать меня, оказалось сущим пустяком по сравнению с той истиной, которую он, сам того не ведая, открыл мне.

Поговорив с Ханнибалом, я встал в позу оскорбленного собственника и приготовился покарать Агнес. Она продолжала встречаться с Хенриком Рыжим и после той ночной оргии. Мне было приятно сознавать, что его уже нет в живых, — мы ведь не любим обнаженную правду. Страшась будущего, я ураганом обрушился на Агнес.

Иногда совершенно невозможно предвидеть, как поведет себя человек, так было с Агнес на этот раз. Очевидно, сама жизнь требует таких поворотов. Яльмар Сёдерберг[12] пишет: «…и женщину и мужчину охватывают иногда такие порывы, такая страсть, которые не так-то легко объяснить с рациональной или моральной точки зрения». Грех приносит страдания лишь тем, кто в нем раскаивается.

Мы поссорились. Я разошелся вовсю. Сначала Агнес молила о прощении, но вдруг тоже впала в бешенство, что было вполне разумно. Она не желает больше молить о пощаде за прегрешения, которые совершила еще до знакомства со мной, к тому же она была тогда пьяна! Тут я сдался и сбавил тон. Мона Лиза стукнула кулаком по столу: мало ли что могло произойти, когда она была пьяная, надоело слушать эту чушь. Теперь пришла моя очередь успокаивать ее и просить о мире.