Былое — это сон

После той ночи Сусанна уже не сдавалась, она считала, что нашла в стене трещину. Ничего она не нашла. Трещина была там давно, но совсем другая и очень серьезная. После тех моих жалоб Сусанна долго не желала верить, что я хочу сохранить в неприкосновенности свой собственный мир. Я сумел переубедить ее только с помощью очень долгого молчания. С другой женщиной это привело бы к войне, но выбора у меня не было, хотя я и рисковал, что после этого Сусанна уже никогда не откроет рта. Наверно, такие люди, как Гюннер, которые стремятся к общности, бывают куда счастливее. Зато после встречи со своей Сусанной они страдают гораздо больше, — ведь все, что они ей отдадут, она в один прекрасный день непременно отправит в сточную канаву. Тот, у кого за душой меньше, всегда будет мстить тому, у кого — больше, таков варварский, но неизбежный закон жизни. Сусанна почувствовала себя человеком, когда смогла отплатить за свой неудачный старт, она вообразила себя мстящей Брюнхильд, хотя Гюннер вообще был не причем, и уж тем более Гюллан.

Деревья потрескивали под тяжестью снега. Я крепче запахнул шубу и забылся. За неимением лучшего я поклоняюсь самому себе.

В отель я вернулся очень усталым. Там в три часа утра вовсю шло своеобразное рождественское веселье. Я выпил несколько рюмок со служащими отеля, пребывавшими в отличном настроении. В эту единственную ночь никто не думал о дисциплине, и потому здесь царило веселье. Ночной портье соблюдал относительное достоинство и следил за подчиненными, но было ясно, что все они под градусом. Я приятно провел с ними время. Ел я в последний раз уже давно, и алкоголь быстро ударил мне в голову. Эти люди производили странное впечатление из-за того, что не позволяли себе быть пьяными. Они не могли допустить, чтобы мир рухнул. И даже во хмелю вели себя как герцоги из романов. Я сидел и наблюдал пародию на высшее общество. Герцоги хватали чужие рюмки, садились мимо стульев, но все это делалось изящно, со вкусом, как хорошая клоунада, лифтер отвесил мне изысканнейший поклон и распахнул передо мной дверь чулана с помойными ведрами, намереваясь поднять меня на третий этаж.

Но когда я очутился у себя в номере, настроение упало. Я лег и погрузился в то состояние, которое лишь отчасти можно назвать сном. Вскоре я встал, чтобы выпить воды, и босиком подошел к крану. Ощущение у меня было такое, будто я подкрадываюсь к нему, и я думал: уж если Антону Странду все равно было суждено умереть, мне бы хотелось видеть, как это произошло.

От этой мысли я окончательно проснулся. Меня терзало, что такая мысль могла прийти мне в голову, хотя бы и в полусне. Надо быть начеку, даже когда спишь. Один мой друг отправился летом в пеший поход, днем он устроился отдохнуть на уступе скалы. Перевернувшись во сне на другой бок, он свалился на вершину какого-то дерева.

Я снова лег, и мне приснился сон с бесчисленными запутанными сценами, как часто бывает во сне. Неожиданно я оказался перед кем-то, кто хотел меня застрелить. Грянул выстрел, вылетела пуля. Все происходило чрезвычайно медленно. Но, главное, мне непременно следовало пройти через какой-то сад. В саду было темно, и я боялся, что меня увидят прежде, чем я успею туда нырнуть. Непонятно, что именно мешало мне войти в сад, неожиданно это препятствие исчезло, и я оказался на лужайке. Там стоял дом и была дверь, в которую я должен был войти, но в саду опять появились какие-то неторопливые тени, я крикнул: «Мама!» У меня получился лишь задавленный всхлип. Тени медленно тянулись ко мне. В этой медлительности было что-то жуткое. Тени были бесформенные и самоуверенные. И считали, что спешить некуда. Я был в их власти. В голове у меня что-то взорвалось, и я проснулся, некоторое время я лежал неподвижно. Все было не так, как обычно бывает, когда пытаешься вспомнить сон. Я, наоборот, торопился забыть его, убежать от него, захлопывая дверь за дверью.

Надо остерегаться подводных течений. Можно заблудиться, отдавшись их власти и поверив, что они-то и есть настоящая жизнь, и будешь блуждать, пока в одно прекрасное утро не найдешь на берегу свой собственный труп.

В первый день рождества я был приглашен на ужин к Йенни и отправился туда в том радужном настроении, какое помнил по давним рождественским праздникам. Я шел к ее дому между двумя грядами холмов и тихонько напевал: «Дитя деревни, я ее любил…»