Былое — это сон

Вечер был оживленный, одни приходили, другие уходили, когда нас становилось слишком много, мы сдвигали несколько столиков, а потом снова их раздвигали. Кое-кто, в том числе и я, неоднократно совершали прогулки в бар. Посидев там, как ворона на ветке, я возвращался к исходному пункту и каждый раз заставал там новых гостей. Было жарко и душно. Даже теперь, спустя столько времени, слабоумный Трюггве представляется мне неким центром всей той сцены. Однажды, очень давно, мы беседовали с одним художником, остановившись возле спичечной фабрики. Перед фабрикой горел газовый фонарь. Художник показал мне его и начал объяснять. По мере того как он говорил, я все лучше и лучше понимал, какое место занимает фонарь в открывшейся нашим глазам картине. Все линии и цвета группировались вокруг него. Я как бы заново увидел этот фонарь. Такое же место в нашей компании занимал и Трюггве Гюннерсен, он сидел словно живая пародия на человечество, поразительно похожий на Гюннера, с погасшим взглядом, отвисшей челюстью и мокрым подбородком. Свесив голову на грудь, он был похож на старую разбитую клячу, которая терпеливо ждет хозяина. Его тупое спокойствие и бесполезная терпеливость завораживали. Все, чего не мог снести Гюннер, создатель возложил на Трюггве — гюннеровского козла отпущения. Я смутно сознавал, что если бы в Трюггве не погас свет, произошла бы катастрофа. Они были однояйцовые близнецы, в мире было бы два Гюннера! Но природа навела порядок, и Гюннер стал сторожем своему брату.

Все эти люди столько времени проводили вне дома, что мне стало любопытно, и я спросил, — не прямо, а обиняком, — для чего, собственно, они ходят в ресторан.

— Потребность в обществе, — не задумываясь объяснил Гюннер, — когда она удовлетворена, человек может уже спокойно работать дома.

Бьёрн Люнд добавил:

— Молодые люди идут в ресторан, надеясь получить интересные впечатления, а постарев, они продолжают ходить сюда, потому что знают: уж здесь-то точно никогда ничего не происходит.

Он ухаживал за Сусанной. Она разгорелась от вина и его внимания. Оживилась. Она бывала прекрасна, когда вино горячило ее. Гюннер не обращал на них внимания. У Йенни на щеках пылали красные пятна, глаза метали молнии, как только ее взгляд падал на Сусанну. Неужели она догадалась, что мы с Сусанной найдем друг друга?.. Господи, да ведь я тогда сам себя обманывал. Мне, как и Йенни, должно было быть ясно, что и Бьёрн Люнд тоже себя обманывает: ему была нужна Тора Данвик. Как, впрочем, и мне. Высокий бледный человек втянул Йенни в разговор о моде на шляпы. Он говорил на лансмоле[27], и потому его разглагольствования о парижских моделях звучали как-то дико.

Разговор касался самых неожиданных вещей, обсуждали педерастию, лесбийскую любовь, новое правописание, войну, которой все ждали, иногда это перемежалось пространными отступлениями. К нам присоединилась какая-то неопрятная особа, оказалось, что она химик. Бьёрн Люнд прервал свой затейливый рассказ о Китае:

— Какой толк знать химическую формулу воды, если не умеешь пользоваться самой водой, — заметил он.

Женщина не позволила себе оскорбиться, но и Бьёрну Люнду было уже не до нее. Какая-то дама в закрытом черном платье, несмотря на нестерпимую жару, подошла сзади и коснулась его. Он повернул голову и затих после короткого: «Ага».

Она подвинула себе стул и села к нашему столику. Сперва она оглядела нас, одного за другим своими агатовыми глазами. Они были лишены всякого выражения, в этой женщине вообще было мало человеческого. Может, она сумасшедшая? В ушах у нее висели серебряные серьги в виде колец, белая как мрамор кожа была совершенно матовая, несмотря на жару, мы-то все блестели от пота. Если кто-то пытался нарушить воцарившееся молчание, она обращала на него неподвижный мертвый взгляд, и тот замолкал. Тем временем она открыла сумку, вынула пузырек и пипетку.

— А ну-ка, — проговорила она и поднесла полную пипетку к глазам Бьёрна Люнда. Он отвернулся, но не сказал ни слова. Мы тоже молча, с интересом наблюдали за этой сценой. Таинственная дама хотела что-то накапать ему в глаза, а он даже не удивился. Может, это сон? Тут все походило на сон, однако было явью. Потом многие с удивлением вспоминали об этой истории. Дама и Бьёрн Люнд не обменялись ни единым словом. Она пыталась что-то накапать ему в глаза, но он отворачивал голову, и она не попадала. Так продолжалось довольно долго. Йенни, открыв рот, смотрела то на отца, то на черную даму. По-моему нам всем было одинаково страшновато. Наконец ведьма сдалась, — никогда не видел, чтобы женщина была так похожа на ведьму, — вздохнула и убрала свои инструменты. Бьёрн Люнд смутился и молчал. Ведьма снова оглядела нас, одного за другим, своими нечеловеческими глазами, потом поднялась и ушла. Бьёрн Люнд косился ей вслед, постепенно приходя в себя.

— Женщина из моего прошлого, — проговорил он, больше мы так ничего и не узнали. После я расспрашивал Йенни, но она сама тоже не понимала, зачем эта странная женщина разыскала ее отца в «Уголке» и хотела накапать ему что-то в глаза.