Былое — это сон

Здесь лежит Винье. Здесь ему поставлен надгробный памятник, как много же их было, его соотечественников, воздвигнувших ему этот памятник, не меньше трех тысяч, — ведь он-то был уже мертв. Винье выглядел так, словно эпитафия доставляла ему страдание. Бронзовая голова смотрела в просвет между двумя церквами, но видеть он не мог ни одной, выражение лица было кислое. Скончался в 1870 году. Неужели так давно? Он относится к тем, кто не умирает. Многие узнают в себе его порывы и его горечь. Он был велик в своем гневе. В Осло я прочел статью одного здравствующего ныне критика, который на нескольких страницах спорил с Винье, и сразу перенесся в уютную старую Христианию. Вот это человек! Он не дает покоя людям даже спустя семьдесят лет после своей смерти. Норвегия потеряла многое — у нее нет теперь Винье, с которым можно спорить.

На могиле рос большой куст крапивы.

Кошка прибежала снова. Пора было возвращаться завтракать. Кошка, точно собачонка, бежала за мной и требовала внимания к себе.

В усадьбе тоже никто толком не знал, почему в Гране две церкви, — здесь и одной вполне достаточно. Рассказывают, будто две богатые сестры никак не могли договориться о строительстве, и каждая поставила свою отдельную церковь. Однако фру Нирюд, моя хозяйка, считала это выдумкой, — ведь говорят, что церкви построены в разное время.

Может, в старые времена в приходе было две группировки, которые не желали молиться в одной церкви? Или Гран уже тогда позаботился о приманке для туристов? Чего не сделаешь ради славы! Можно, к примеру, убить человека или, наоборот, позволить убить себя. Один упорно добивается, чтобы о нем написали в газетах. Другой строит две церкви бок о бок.

Пока я ел яйца всмятку, мне пришло в голову собственное объяснение. Фру Нирюд говорила, будто Гран прославился своими церквами-близнецами, но он был известен и задолго до этого. Здесь потому и построили две церкви, что это было известное место. Над низинными плодородными землями, где лежит селение, возвышается каменная гряда. Много веков на ней стояло капище. Первый человек, поселившийся в этом краю, поднялся на нее и понял — тут обитают боги. Сперва было капище, потом оно превратилось в церковь, — зачем строить церковь в другом месте, ведь бог живет именно здесь. А позже кому-то захотелось отблагодарить за что-то своего святого, и он решил воздвигнуть в его честь храм. Но поскольку на гряде уже была одна церковь, ему не оставалось ничего иного, как построить свою рядом с первой. Тогда на такие вещи смотрели иначе, вера была еще чем-то естественным. Дом предназначался для божества, не для людей. Современные люди с удивлением смотрят на эти две церкви только потому, что считают, будто они построены для них. Теперь в школах проходят, что бог в церквах не живет, хотя по-прежнему называют церковь домом божьим. А в древние времена люди твердо знали: божество не станет обитать где попало, оно предпочитает старые места. Потом, правда, начали строить церкви и не на святых местах, но тогда от веры уже почти ничего не осталось. Люди больше не желали проделывать долгий путь, чтобы встретиться с богом. Вот у евреев была одна-единственная святыня, в Иерусалиме, и Яхве жил только там. Его мало заботили людская лень, мозоли или отсутствие времени. Если б первые христиане Норвегии поднялись из могил и увидели, сколько теперь понастроено церквей на несвятых местах, дабы поберечь человеческие ноги или похвастаться набожностью, они сочли бы, что Норвегия стала безбожной. В их дни дом для бога воздвигался там, где был бог. Теперь же начинают с дома, ставят его в удобном для себя месте, а уж бог пусть изволит туда пожаловать.

После завтрака я снова отправился на кладбище и стал читать надписи на могилах. Почему их так приятно читать? Да, верно, потому, что человек испытывает удовлетворение, не находя там своего имени, а может, все дело в другом, в мечте о грядущем братстве — когда-нибудь все мы ляжем каждый под свою эпитафию и перестанем ссориться.

Я разговорился со старой женщиной, которая прибирала могилу.

— Тут лежат моя сестра и ее муж, — сообщила она мне. — Он умер первый, она еще двадцать лет тянула усадьбу, пока не пришел ее черед. Детей у них не было, и усадьба досталась мне. А теперь она перейдет к чужим.

Крестьян часто считают скаредными, но, может, у их скаредности есть причины? Усадьба принадлежит роду, не им. Она живет своей собственной жизнью, и они не смеют разорять ее.

Мимо кладбища по дороге прогрохотала повозка, и от улыбки по лицу старушки разбежались морщины: ее сестра однажды приехала в Гран, она сама правила лошадью. Это было спустя несколько лет после смерти ее мужа. Его звали Нильс. Испугавшись газеты, которую ветер гнал по дороге, лошадь бешеным галопом пронеслась мимо церквей. Сестра опрокинулась в повозке вверх ногами и вопила во все горло. Народ впервые увидел ее в такой позе. Наконец лошадь остановилась, и сестра сказала дрожащим голосом: «Первый раз после похорон Нильса я проехала мимо церкви, не вспомнив о нем».

Старушка снова принялась за работу.